— Сэр Бернет счел бы это недурной речью специалиста в вирусологии, — предположил Йен. — Иммуно-цивилизационная теория. Черти в роли вирусов. Мне это нравится, в должной мере прагматично. Я курю, пью холодное шампанское и неосмотрительно меняю женщин, а ты, моя иммунная система, защищаешь меня, даже такого. Пока я не перейду некую черту.
— Не ты. Все вы вместе.
Дальше ехали молча. Йен постепенно привык к вууду и более не отвлекался от дороги. Сырость делала мрак плотным, и он обступал машину, подсовывая ухабы и камни под колеса словно бы из ниоткуда. Они возникали перед капотом, на миг высвеченные — и скрывались, чтобы сразу дать о себе знать ударом в колесо или возмущенным оханьем рессор.
— Город рядом, — сообщил Йен, изучая зарево впереди, — и я не желаю туда попадать. Горит, чадит и грохочет... Нарыв лопнул. Скоро так азартно герр главный повар и его последователи будут жарить всю старушку Европу. Сегодня мы наблюдаем жалкий апперитив. Но скоро... Вам на обед французской говядины с кровью? Но шеф-фюрер рекомендует свежую польскую вырезку... Или вот дивный кусочек славянской грудинки. А еврейскую колбасу пусть псы грызут... в любой день.
Вууд лег на крыло, резко прибавил и вмиг сгинул из вида. Черна откинулась в кресле и замерла, глядя сквозь ночь пустыми глазами с отчетливым рыжим блеском. Иногда она скалилась, даже рычала, и тогда Йену казалось, что истории о Дракуле исключительно наивны — эта женщина куда опаснее легендарного вампира. Хотя клыки не удлиняются и сама жажда крови пока не проявляется.
— Туда, — указала Черна, голос звучал хрипло. — Уже все закончилось... там. Есть пустые дома, где даже не убивали. Я укажу годный. Переждем день. Вууд унюхал двух кэччи, но эти — мелкие тварюшки, а главного покуда не заметно. — Туда, правее.
Следуя невнятным, несколько конвульсивным жестам, Йен вел машину по вымершему пригороду. Свет фар клоками выхватывал из ночи провалы темных окон, изуродованные последним криком пасти дверных проемов, рахитичные заборчики с выломанными гнилыми зубами досок. Звонко цокали под колесами патроны, глухо хрустели щепы. Лужи вдруг взблескивали темными и радужными разводами. Рассудок считывал окружающее и не анализировал, сберегая себя. Йен притормозил, добыл фотоаппарат и приладился сделать несколько кадров, морщась и проверяя, на месте ли портсигар. Впечатлительным себя он не мог счесть, но то, что прокатилось по тихому пригороду, впечатляло.
— Тут налево и до конца улицы, — дождавшись, пока аппарат будет убран, приказала Черна. Сухо добавила: — это сделали люди, Йен, я не ошибаюсь. Но я не верю.