— Он не дождался меня, наглец, — воркующим голосом Милена сообщила заведомую глупость, взмахнула ресницами, изгоняя остатки рассудительности из сознания человека плоскости. — Разве можно так — со мной?

— Н-нет, — поперхнулся водитель.

С заднего сиденья дружно выругались, ничего не понимая, но тоже не находя возражений. Милена изучила ногти — на правом мизинце имелась грязь...

— Следи за дорогой, — велела Милена водителю, едва не отставшему от первой машины.

Завибрировал телефон. Один из тех, кто сидел за спиной Милены, сунул аппарат к уху, кивнул и передал его вперед.

— Вас.

Приняв трубку, Милена долю мгновения смотрела на неё, полную тайнами чужой игры. Сидеть в машине врага и ехать туда, куда он везет — глупо или допустимо? Сойти пока не поздно. И долго будет именно так. Трубка шелестела мужским голосом. Милена поморщилдась и позволила шепоту стать ближе к уху, вползти в сознание. Она ощутила: звонит тот, из первой машины. Его страх — знаком, ошибки быть не может.

— Хозяин желает видеть вас. Хозяин. Сам, — в голосе звенели восторг и ужас, слитые во взрывоопасный коктейль паники. — Он гарантирует безопасность ... то есть я обещаю... то есть при соблюдении взаимного перемирия. У нас предложение. Его надо выслушать. Надо.

Человек паниковал, Милена щурилась, молчала, безошибочно изучая потный затылок сквозь непроницаемо тонированное стекло машины, идущей впереди. Чем дольше она молчала, тем чаще вибрировал чужой пульс. Чем пристальнее смотрела, тем острее срывался голос — в хрип. Человек пытался свободной рукой добыть таблетку. Он знал, что дольше не выдержит. Он второй раз ронял из вялых пальцев жизненно важную горошину.

— Марк, — едва слышно обозначила свой интерес Милена. — Он ведь... пропал?

— Д-да, — выдавил враг. Заторопился добавить, опасаясь молчания, взвинчивающего пульс. — Н-невозможно. Хозяин с-спросил, то же самое. То ж-же...

— Мальчик. Второй, с Марком. Там был мальчик.

— Т-то же... ак с-свозь землю, — теперь враг глотал звуки и давился ими, как отравой. — К-к с-свозь...

— А ты, значит, не умеешь — никак, — лениво уточнила Милена, рассмеялась и послушала икающее, подобострастное ответное перхание. — Далеко ехать?

— Г-горки, — невнятно выговорил собеседник и заспешил, по прежнему глотая часть звуков и давясь ими на вдохе: — Умоляю, я нь винват, я исполняю приказ, я б ни-икгда... ребенка. Ре-ребенка. Б-б-бы... ни-кда...

— В никогда, — прошелестела Милена, — уходят ночью. Если тьма того жаждет. Если, слышал? Я просто подумала вслух — если.

Она отодвинула телефон от уха. Доживет ли исполнитель до утра? Судя по пульсу страха, судя по третьей выроненной таблетке и хрипу... Хотя зачем судить? Следует отвернуться и вычеркнуть несущественное из внимания. Она не исподник, чтобы наслаждаться местью, такой потной и вонючей. Милена скривилась, и, не глядя, протянула назад руку. Трубку деликатно изъяли.