В падении Милена зарылась лицом в снег, холод обжог недавно обмороженную щеку. Шипя от боли, Милена вскинулась на колени, с ужасом наблюдая то, чего Нитль не знал на памяти живущих. Вот люди, они ревут и рычат, сходясь в ближнем бою. Вот визжат и хохочут вууды, слизывая из воздуха смерти и лакомясь последними вздохами. Дар запада кромсает луг в лоскуты, помогая одним выйти из боя, а другим увидеть спину противника. Юг грохочет громами и светится азартом. Зенит все еще помнит свою силу, способную превращать в оружие все, до чего дотянется...

Полдень потемнел. Он запекался ложью и болью, небо багровело, тучи сходились, отрезая от побоища прямой свет солнца. Милена закричала, понимая отчетливо до мелочей и приближение исподников, и удобство тропы снизу сюда, в обагреный кровью и очерненный ненавистью Нитль... И крик иссяк, никому не слышный.

Люди режут людей и нет им времени и сил, чтобы развернуться, сплотиться и выстоять против врага, готового ударить в спину.

— Я думала, они не станут убивать и умирать, ложь выявлена, и я — восток, — прошептала Милена, с ужасом глядя на сплошное месиво побоища.

Плечи обволокло теплом, в душе выровнялся нежданный, неуместный покой. Милена обернулась, погладила нос Игруна. И не стала задумываться: буг подобрался неслышно или она снова видит явь рывками, не желая сознавать в полном объеме ужас боя, его протяженность. Бэл едва держался на спине буга, бледностью соперничая со снегом. Волосы прорицателя посветлели, то ли иней их запорошил, то ли усталость впиталась слишком глубоко и не пожелала уходить без следа.

— Белопух, — шепнул Бэл. — Тот самый.

Коронь на голове прорицателя выглядела намеком на себя настоящую, тонкой вязью новорожденных золотистых побегов.

— Люди убивают людей и не могут уняться, — пожаловалась Милена.

— Когда мы теряем себя, мы лишь пища для большого леса, — поморщился Бэл. — Всё пройдет. Тот человек из плоскости, Влад. Он твердил про рай, ад и прочие глупости. Пробовал нас, как он это называл, классифицировать. Я сказал ему: мы — граница, у нас исконно непокой. Смешно... Для Черны их плоский рай и есть — ад, там ведь предлагают праведникам целую вечность недеяния в награду за одну прожитую так-сяк жизнь. У нас не бывает недеяния. А сейчас тем более, мы строим новый закон и крепим его кровью. Полувековая ночь без зенитного луча на исходе. От короля, леса, живых огней и всего иного, что составляет Нитль, предстоящий рассвет более не зависит, мы сделали выбор.

— Исподье идет, — предупредила Милена, гладя мордочку белопуха, льнущую к щеке.