— Я, единственная на весь восток, взращиваю заново этот луч, — негромко промурлыкала Милена, позволяя взгляду первого вальза запада наблюдать блики пламени в зрачках, и читать в них потаенное, притягательное, — я вправе дать ответ за весь мой луч. Я решила и будет по воле моей: никогда коронь не обретет единения с вальзами и ангами, для коих рассвет — первый в их жизни луч дара. Но именно мы, целители душ, сохраним право и силу снять коронь с любой... зарвавшейся тварюшки. Ответ будет дан сегодня. Она должна лично выслушать мои слова и сказать должное. Так будет.

— Восстать против зенита в лютую зиму, — прочувствованно возмутился дайм крупного замка запада, делая шаг вперед и вставая у плеча собрата по лучу, — значит, предать Нитль. Вы предатели. Теперь, когда исподье в полной силе и наше единение не может быть разрушено изнутри. Одумайтесь!

— Мы одумались, — прогудел рослый дайм юга. Тяжело вздохнул, и целое облако пара поднялось ввысь. — Как бы не поздно. Но решение принято. Наконец-то!

Он крепче сжал клинок, рявкнул, вспарывая живой сталью воздух так стремительно, что звучало это, как удар по плотной ткани. За спиной дайма из тени стены выступил его вууд, по виду — чудовщная помесь ящера и рогача. Дайм кивнул Лэти.

— Твои на стенах, — спокойно уточнил он. — Мои у опушки, будут встречать походы с юга. Благодарю за этот день, Лэти. Ты умеешь выбирать сердцем, я всегда знал.

Он удалился, звеня доспехом и вроде бы чуть пританцовывая, и в такт неслышной музыке боя хлопая левой рукой по шкуре своего вууда. Первый вальз запада невольно поежился и поджал губы, не скрывая удивления.

— Под давлением... обстоятельств, — сухо признал он, — мы готовы построить складку, прямую складку в зенит. Вы объявили войну королеве? Так пусть она даст ответ.

— Уклонился и тут, гнилушка, — Лэти сплюнула под ноги вальзу запада, отвернулась и свистом позвала своего буга.

Милена прикрыла глаза, нагнулась к шее Игруна и зарылась лицом в его мех. Отдых, пусть и короткий, важен. Пламя, к какому она прикоснулась через камин замка Файен, слишком огромно, жар его течет в жилах. Не покидает, позволяя и теперь знать, насколько теплы или холодны сердца в каждом человеке. Рядом Лэти — она горит, ей это не трудно и не больно. Поодаль травница Хрога — она вроде лампады, тиха и ровна, ей это иной раз невыносимо, но таков удел лекарей. Им нельзя отчаиваться, как нельзя и вспыхивать безумием. Вот шевельнулась мысль о малыше Вросте — и стал заметен он, такой яркий, солнечный. Темной змеей вползло воспоминание о первом дайме запада — и холод его пустого сердца проявился сквозь броню из трех десятков шархов... Только один человек вне рассчета и зрения. Бэл. Так стало с тех пор, как текучее пламя впилось в его позвоночник. Нельзя подглядывать за тем, кто держит твое сердце.