— Ты не сможешь прорицать обо мне, — шепнула Милена, хотя Бэл не мог услышать. — Это замечательно. Зачем мне знать... пустяки? Зачем тебе каждодневный страх, а после умолчание обо всех угрозах, попытка их отвратить и отразить? Бедная Тэра не решилась ослепнуть в видении судьбы родных. За что и поплатилась... теперь я знаю.
Милена вздрогнула и подняла больную голову от мехового загривка. Лэти была рядом, играла с белым бугом, норовя погладить зверя и успевая увести руку от каждого обманного удара лап и движения усов. Буг знал игру, но все равно злился всерьез: он снова проигрывал, он неизменно оказывался чуть медленнее, чем хозяйка.
— Ты как, в себе? — уточнила Лэти, не отвлекаясь от игры. — Есть два больных. Мальчшка и какой-то совсем тощий нескладеха, вроде они из плоскости. Втащишь в Нитль по полной? Замерзли оба, особенно старший, покуда дотянулись сюда.
— Вроде я немного... в себе, — пьяно улыбнулась Милена. — Поехали.
— Во-во, быстро, — согласилась Лэти. — К полудню запад расстарается. Большой бой грядет. До чего мерзко: людей резать. Мой клинок плачет. Но мы приняли решение. Мы должники Бэла Файенского.
— Полдень — это хорошо, — улыбнулась Милена, закидывая голову и подмигивая тучевому небу. — Управлюсь.
Она раскрыла рот и постаралась поймать на язык снежинку. Впервые за всю жизнь зима была — в радость. Может, еще помнился неподвижный лес плоскости, украшенный снегом и очень нарядный? А может, в стуже особенно ярко горели души...
Полдень раздвинул тучи и вызолотил снег крошевом бликов, горящих в каждой малой снежинке. Складку вальзы запада заложили просторную, из зенита по ней вступали целыми группами. Строились в широкое кольцо и смотрели на строй людей против своего — укоризненно, недоуменно. Выжидающе. Нынешний зенит не понимал в происходящем ровно ничего. Зенит дал клятву и оказался пойман ею, как удавкой. Зенит, помнящий короля, состарился и разочаровался, покинул срединные земли и влился в охрану замков, чаще всего избирая для новой жизни юг и север. Слуги тоже разбрелись, а кто остался — ослеп в своей привычке служить королеве, притерпелся к неправде малой и даже большой, ведь оборотная её сторона — тихие зимы без угрозы исподья и страха за родных, за собственную жизнь. В новом поколении анги и вальзы зенита быстро научились взирать на окраинные лучи — так их называла королева — свысока. Все эти разнородные взгляды теперь щетинились в едином кольце оборонительного построения. Люди стояли против людей и уже не находили в таком положении ничего противоестественного.