– Дерево, по всей видимости, знало, что это его последние цветы, – продолжал Родрико негромко. – С предсмертным вздохом оно испустило зов. В самый последний раз.
Ни’лан едва расслышала его слова и тот вопрос, что задала старику Мисилл.
– Что ты хочешь сказать? – спросила воительница.
– Когда коа’кона чувствует, что цветам пора превращаться в завязь, оно призывает другой дух, какую-нибудь из родственных сестер-нифай, чтобы она на время оставила собственное дерево и смешала свой дух с его. Так пчелы переносят пыльцу с одного цветка на другой. Вот и дерево Ни’лан воззвало, чтобы кто-нибудь соединил свой дух с его.
– Но ведь нифай больше не осталось, – сказала Мисилл.
– Ты ошибаешься, – негромко ответил Родрико. – Хотя гримы и затронуты порчей, они все еще нифай. Одна из них прибыла на зов дерева. Ей пришлось преодолеть душевную боль, но не ответить она не могла.
– Ты хочешь сказать, что один из призраков-гримов вошел в духовную связь с деревом Ни’лан?
– Это была Цесилия, хранительница. – Голос Родрико дрогнул. – Порча еще не до конца овладела ею, она могла противиться безумию. Нифай явилась на зов и поделилась своим духом, чтобы в одном из цветков смогла образоваться завязь.
– Добрая Матушка! – воскликнул лорд Тайрус. – И что же было дальше?
К тому времени Ни’лан уже успела заглянуть в гнездышко. Как ответ на все вопросы, в нем, будто в колыбели, покоился младенец. Источник света был очень хорошо виден – пурпурное семечко размером со сливу, торчащее у ребенка внизу живота, там, где у обычных людей расположен пупок. Нифай протянула руку, но боялась прикоснуться и к семени, и к малышу.
«Оно проросло», – ошеломленно подумала Ни’лан.
– Из оплодотворенного цветка родилась новая нифай, – продолжал Родрико. – Обычно дерево и связанная с ним узами родства сестра ухаживали за новорожденной до тех пор, пока та не окрепнет настолько, что сможет посадить семя и вырастить новое дерево коа’кона, расширяя рощу. Но кое-что… кое-что пошло не так, как полагалось.
Ни’лан ясно видела подтверждение его слов. Казалось бы, все в порядке – нифай росли столь же медленно, как и деревья, и, несмотря на четырнадцать зим от роду, дитя вполне могло выглядеть как младенец. Но Родрико выразился слишком мягко – произошло нечто очень, в высшей степени, неправильное.
– Я не знаю, как так получилось… – говорил старик. – И какой в этом смысл. Возможно, виной всему связь с гримом, с его испорченной искаженной душой. Я не знаю…
– Что же произошло? – спросила Мисилл.
Ни’лан еле устояла на непослушных ногах.
– Новая нифай… Это – мальчик.