– Ну, одной лишь магии оказалось недостаточно. – Старик ссутулился и отложил посох.
Неудивительно, что Родрико так постарел с тех пор, как Ни’лан видела его последний раз.
– Но зачем? – спросила она. – Неужели это так важно?
– Надежда. – Старик выдержал ее пристальный взгляд.
– Надежда для кого?
– Мой род служил обитателям Труа Глен тысячелетиями. – Он слегка откинулся назад и опустил веки. – Это и наш дом тоже. Если есть способ возродить Рощу, я готов отдать для этого всю свою кровь до последней капли.
– Но я так и не поняла – о чем просило тебя мое дерево?
– Мне легче показать. – Родрико открыл глаза и поднялся на ноги. – Пойдем. Ответ на все вопросы лежит выше.
Ни’лан встала, содрогаясь от болезненного предчувствия.
Старый резчик по дереву повел ее из зала с очагом вверх по узкой изогнутой лестнице. Спутники нифай молча следовали за ней.
– Не нравится мне все это… – прошептал Могвид.
На верхнем уровне они увидели несколько маленьких комнат, но Родрико повел их к самой дальней, запертой двери. Опустив ладонь на железный засов, он оглянулся на Ни’лан. Глаза его наполняла боль. И что-то еще…
Ее тревога всколыхнулась с новой силой.
– Прошу прощения, – сказал мастер, открывая дверь. – Ты должна войти первой.
За первой открылась еще одна круглая комната, напоминавшая ту, где располагался очаг. Опорный столб также поднимался от пола до потолка. И в нем тоже была вырезана выемка. Ниша, размером не больше тыквы.
Из нее струился мягкий, неяркий свет.
Ни’лан узнала это слабое, пурпурное свечение. Оно напоминало оттенком распустившиеся цветы коа’коны. Не сопровождаемая никем, она подошла и заглянула внутрь. В уютном закутке что-то лежало.
– В первую зиму, – пояснил Родрико, – у дерева хватало магии, сохранившейся в главном корне, а также остатков духа, чтобы с ветвей не опадали листья и… даже цветы.
Нифай оглянулась – резчик неподвижно застыл в дверном проеме, опираясь на посох. Она ясно помнила свое родное дерево таким, каким оно было пятнадцать лет назад, как если бы прошел всего лишь месяц. Оно казалось нетронутым.
С чувством, граничащим со страхом, она вернулась к вырезанной укромной нише и тому, что хранилось там.