– Можем подождать следующую.

Я жду, что Харпер отпрянет, но она этого не делает.

– Мне кажется, часть танца, где мы стоим, – моя любимая.

– И ее вы освоили мастерски, – улыбаюсь я.

Глаза Харпер слегка прищуриваются, выхватывая отблески лунного света.

– А ты не такой высокомерный, каким кажешься.

Я замираю.

– Ты умеешь быть очаровательным и пускать пыль в глаза, – продолжает Харпер, – такой Рэн мне нравится больше.

– Такой Рэн?

– Такой, который не замышляет что-то, а просто делает, – поясняет Харпер. – Например, как с рассказом про Изадору. Ты говорил так, будто она была младшей надоедливой сестрой, но, мне кажется, тебе это нравилось. Или как ты не даешь Грею напасть на Лилит. Поначалу я думала, что это из-за гордости, но это не так. Ты его защищаешь.

Оценочное суждение Харпер напоминает мне о том, что говорил Грей, когда мы стояли в снегу возле трактира и я в шутку грозился его высечь за сон во время дежурства. Командор сказал тогда, что король бы так и сделал, но не я. «Не думаю, что вы бы так поступили», – отметил Грей.

Тогда ремарка командора заставила меня почувствовать себя слабым. Замечание Харпер таких чувств не вызывает.

– И ты неожиданно терпеливый, – продолжает Харпер, – для человека, который ожидает, что все будет сразу сделано по его приказу.

Она не права. Мои плечи напрягаются, но в то же время я не хочу, чтобы Харпер останавливалась. Как всегда, ее слова попадают мне прямо в сердце, но я не чувствую их резкости, а наоборот, мне становится тепло.

– Меня еще никогда не называли терпеливым.

– Но так и есть, хоть и не в привычном смысле этого слова.

– А в каком смысле?

– Ты стоишь сейчас здесь и не заставляешь меня чувствовать себя глупо за то, что я не умею танцевать. – Харпер запинается. – И я не чувствовала себя глупо, когда просила тебя показать мне, как стрелять из лука.

– У вас это неплохо получилось, – замечаю я искренне.

Голос Харпер становится тихим.