Я направляю взгляд на бухту.

– Теперь я ненавижу музыку.

Девушка выдыхает то ли в знак солидарности, то ли в знак примирения.

– Но здесь музыка новая, – говорит Харпер. – Другая.

– Да.

– Приглашение на танец не было рассчитано на то, чтобы получить признание людей. Ты просто хотел отвлечься от проклятия.

Харпер права, но из ее уст мои мотивы звучат несерьезно, особенно если учесть наши цели. Я хмурюсь.

– Ладно, – произносит она. – Научи меня.

Я смотрю на девушку, приподняв бровь.

Харпер облизывает губы.

– У меня будет плохо получаться. Когда я была помладше, мой физиотерапевт порекомендовал занятия балетом для тренировки мышц и улучшения равновесия, но я ненавидела балет. У меня отвратительно получалось. Маме приходилось подкупать меня занятиями верхом, чтобы я ходила на танцы.

Подкупать, чтобы заставить ходить не на что иное, как на танцы. Это так в стиле Харпер.

Я протягиваю руку:

– Позволите?

Харпер смотрит на мою руку в нерешительности.

Я жду.

Наконец в моей ладони оказываются ее мягкие и легкие пальцы. Я разворачиваю девушку к себе лицом, затем опускаю ее руку к себе на плечо. У Харпер перехватывает дыхание. Она становится очень неподвижной, и я даже не уверен, что она дышит.

Я подступаю ближе, до тех пор пока юбки Харпер не касаются моих ног, и кладу руку девушке на талию.

– Я приглашаю вас на танец, а не тяну на веревке за лошадью. – Я театрально вздыхаю. – Вам обязательно выглядеть так, будто вас пытают?

Это заставляет Харпер улыбнуться, и улыбка наверняка тянет швы на ее щеке, потому что тут же исчезает. Свободная рука девушки зависает в воздухе, словно она решает, оттолкнуть меня или нет.