Девушка сильно напряжена. Она слезла вниз по шпалере и метнула нож в Лилит, но боится танцевать.

– На нас все смотрят? – шепчет Харпер.

Весьма вероятно, но я не поворачиваю голову, чтобы проверить.

– Сомневаюсь, – отвечаю я, а затем стараюсь говорить теплее: – С наступлением ночи темнеет, и мои глаза видят только вас.

Харпер заливается краской, а затем немного встряхивает головой и смотрит в сторону бухты.

– Да ты настоящий мастер. И сколько девушек с тобой танцевали?

– Какое количество вас упокоит? Дюжина? Сотня? – Я выдерживаю паузу. – Нисколько? Все?

– Ты уходишь от ответа.

– У меня нет ответа. Кто вообще считает такие вещи? К тому же вы должны знать, что я танцевал с девушками еще до того, как меня прокляли. – Я пододвигаюсь ближе к Харпер. – С уверенностью могу сказать, что я никого никогда не учил танцевать на краю обрыва в Лунной гавани.

– Я стою, а не танцую.

– Это все часть урока. Закройте глаза.

Харпер хмурится, но закрывает глаза. Я прижимаюсь к ней еще ближе, пока между нами едва остается место, чтобы дышать. Мы не двигаемся, а просто стоим, зажатые между тихими звуками гавани и громкой мелодией, разносящейся по площади.

Момент навевает на меня воспоминания, и я продолжаю оставаться неподвижным.

– До проклятия, – говорю я, – я иногда танцевал со своей сестрой…

– С Арабеллой?

Меня удивляет, что она запомнила ее имя.

– Нет. С Арабеллой – никогда. У нее всегда было предостаточно поклонников, но не хватало властности, чтобы поставить их на место. Я говорю о своей младшей сестре – Изадоре.

Мой голос становится низким из-за одолевающих меня чувств.

– Ей едва исполнилось четырнадцать, когда главный маршал реки Бун захотел жениться на ней. Он был старше ее в три раза. Когда он приезжал с ухаживаниями, Иза скармливала ему оправдания о каких-нибудь семейных делах, а потом искала меня, чтобы ходить за мной хвостом.

Я умолкаю. Не знаю, зачем я вообще поднял эту тему.