– Наземь, кому говорят! – благополучно перебравшийся к Алёше Меченый тяжело плюхается в кусты возле самого ствола и вдруг хлопает себя ладонью по лбу. – Забыл совсем… теперь синяк будет.

– Корень? – «пугается» богатырь, с улыбкой опускаясь рядом. – Али, того хуже, шишка?

– Лучше. – Напарник переворачивается набок и, покопавшись в распашне, выуживает обломок дерева, короткий, толстый и светлый, словно кость. – На, держи!

– Что это? – не понимает Алёша, но берет. – Тяжеленный какой!

– Скрипунина, – объясняет Стоян и подмигивает, – под руку попалась, когда в овраг убегали. Обработаешь потом, зачаруешь, камни вставишь – и будет тебе ручной чаробой. Было б время, подобрали б и побольше, и поудобней, но и то хлеб.

– Вот спасибо, брат… – договорить мало не прослезившемуся богатырю не дал жуткий трубный рев, от которого посыпались с ветвей листья.

Чудовищный звук напоминал одновременно рык разъяренного медведя и тарахтение дятла в бору – если бы дятел был великаном и долбил огромное дерево медленно и основательно.

– Та итить, – прошипел Алёша. – Что ж так громко-то? Это что, воительница так орет?

– Кто ж еще? – хмыкнул Стоян, прилаживая поудобнее чаробой. – Смотри, как раз подходит.

Рухнула одна ель, вторая, и, величаво перешагнув через поваленные стволы, из лесу выступила изба воительницы. Алёша чего-то подобного и ожидал, и все же при виде бревенчатого чудища, что вышагивало аж на трех высоченных ногах, не выдержал, тихонько охнул. Новая изба была заметно больше Марфиной и сплошь окована железом – даже длинные ноги с диковинно вывернутыми коленями защищали пластины брони. Тут и там торчали лезвия и шипы, причелины[36] напоминали скрещенные волнистые мечи, а вместо конька скалилась устрашающая морда с раззявленным круглым ртом и горящими красными глазами – такие же огни горели и посреди похожей на острожные ворота двери. Выбравшись на поляну, ходячее диво остановилось, слегка повернулось туда-сюда, будто оглядываясь, и вновь испустило трубный рев, столь громкий, что ругающийся на чем свет стоит Алёша зажал уши руками и вжался в землю.

Снизу, впрочем, видно было неплохо, особенно Марфину избушку. Бедняге досталось, и здорово: надстройка на крыше была проломлена, оба филина лишились голов, и, похоже, что-то случилась с ногой, иначе с чего было ее то и дело поджимать?

– Всё. – Стоян тоже глядел на покалеченную куриную лапу. – Теперь худам конец, такого свинства воительницы точно не простят.

– Ну и худы с этими худами, – откликнулся Алёша. – Мы-то сейчас от кого больше прячемся?