Когда Нора привела Трэвиса в белоснежную смотровую, Джим Кин, склонившись над Эйнштейном, оказывал ему первую помощь. Норе с Трэвисом оставалось лишь не путаться под ногами. Вид у доктора был озабоченный, и он даже не пытался улыбаться или обнадеживать:
– Я дал ему дополнительную дозу противосудорожных средств. Думаю… теперь с ним все будет в порядке.
– Неужели у него началась вторая стадия? – спросил Трэвис.
– Возможно, нет, – ответил Кин.
– А разве на первой стадии бывают конвульсии?
– Все возможно, – отозвался доктор.
– Но маловероятно.
– Маловероятно, – сказал Кин. – Но… не исключено.
Вторая стадия чумки, с содроганием подумала Нора.
Она еще крепче сжала руку Трэвиса.
Вторая стадия. Затронут мозг. Энцефалит. Хорея.
Трэвис решил не возвращаться в постель. Он остался до утра с Норой и Эйнштейном.
Они включили еще один светильник, но так, чтобы дополнительный свет не мешал Эйнштейну, и принялись с тревогой наблюдать за ним, опасаясь пропустить симптомы второй стадии чумки: подергивание, непроизвольные спастические и жевательные движения, о которых предупреждал доктор Кин.
У Трэвиса не получилось черпать оптимизм из самого факта отсутствия подобных симптомов. Даже если у Эйнштейна и была первая стадия чумки, которая, возможно, не перейдет во вторую, Трэвису казалось, что пес умирает.
На следующий день, в пятницу, третьего декабря, ассистентка доктора Кина так и не вышла из-за болезни на работу, поэтому Нора с Трэвисом снова помогали доктору вести прием.
Ко времени перерыва на ланч у Эйнштейна так и не упала температура. Из глаз и носа продолжала сочиться желтоватая жидкость. Дыхание стало чуть менее затрудненным, однако Нора в приступе отчаяния решила, будто Эйнштейн начинает сдаваться и не делает особых усилий, чтобы дышать.