– Ты что, влюбился в нее что ли?

Это был детский вопрос, однако Тупое рыло почернел от нахлынувших на него эмоций.

– Да упаси Бог связаться с этой Сарамоновой подстилкой! – сказал он слишком резко, после долгого онемения и замешательства с видом человека, которого застали за самым страшным на его взгляд преступлением, – я человек божий, я предан вере в Бога.

А потом он отвернулся.

– Да твою ж мать, – подумал Альфонсо, чуть не сказав все это вслух. – Этого еще не хватало.

Воды по пояс, но речка словно издевалась над бедолагами, застрявшими на дереве. Возможность дойти до берега, которого, кстати, залило водой, превратив в болото, была где то в пределах от очень опасного, до невозможного. Тут еще пошевелился свернувшийся клубком пес, отчего всех на дереве зашатало, а Лилия прикрикнула на волка, чтобы тот не шевелился.

– Нам в любом случае придется строить плот, – задумчиво проговорил Альфонсо.

– Причем большой, чтобы Песико тоже влез, -сказала Лилия.

– По воде дошлендрает, ничего ему не будет, у него шкура, – ответил Альфонсо.

– У тебя тоже шкура, шлендрай давай, по воде. А как через двадцать метров конечности перестанешь чувствовать, так может и мозги заработают. Песико не шевелись! Вот, лежи, хороший мальчик.

По очереди с Тупым Рылом, бросали они крюк в воду. Подтаскивая к себе бревна; чтобы пол тонны «псины» не утопили их «корабль», деревья пришлось вылавливать большие, примерно полуметровые в диаметре, отчего иногда казалось, что скорее оторвется «островок», и поплывет к бревну, чем бревно приплывет к «островку». Уставали быстро, стало тепло, даже жарко, однако дал о себе знать голод, который становился все сильнее, параллельно тому, как организмы, в которых он рос и развивался, становились все слабее. Когда два почти целых дерева с ветками и корнями, оказались у «островка», Альфонсо просто упал на корни, обессилев от усталости и голода. Тут еще начало постепенно темнеть. Тупое Рыло тоже задыхался в изнеможении, но все же влез на эти бревна, подтащил одно к другому, сцепил корнями и ветвями, связал их ивовыми прутьями. А потом тоже упал на сотворенное им плавательное средство.

– Еще пару бревен, и можно плыть, – сказал Альфонсо, хлебнув из глиняной кружки (которая сохранилась чудом одна на всех) бодрящей, очень вкусной и сытной кипяченой воды из речки, от которой захотелось есть еще больше.

На новом плоту организовали кучу дров, перенесли туда костер и на ночь расположились там: на четверых людей там места хватало, а вот пес, грустно глядя большими, коричневыми глазами на отделившуюся компанию, остался сидеть на дереве, поскольку плот из двух свежевырванных бревен его не выдерживал, точнее, все подумали, что не выдержит и не пустили на борт.