–Вот это улов! – заорал Гнилое Пузо. Улов отпустил веревку, а потом дернул с новой силой.
– Вещи! Соберите вещи!! – орал Тупое Рыло, но было поздно. Плот нырнул еще раз, потом еще, а потом, сдирая со дна ил и выковыривая застрявшие в глине палки ветками, плот поплыл вперед, причем не чувствовалось, что «улов» прилагает сколько-нибудь заметные для него усилия. Веревка потащила плот под воду, понесла по реке на бешенной скорости, отрывая потоком воды судорожно вцепившихся в свой «корабль» «моряков».
Ледяная вода, разошлась над головой, позволяя судорожно сжавшимся от холода легким глотнуть воздуха; Альфонсо крикнул « руби ветку!» и снова плот понесся в воду, демонстрируя перед глазами дикий танец бешенных пузырей.
Когда плот вынырнул снова, на нем не было ничего из вещей: ни шкур, ни котомок с вещами, ни, естественно, костра. Альфонсо, почему то, увидел пса: вода стекала потоками с его повисшей сосульками шерсти, а мощные лапы бугрились мышцами – настолько сильно вцепился он когтями в бревна плота. А потом плот снова нырнул, на этот раз, надолго, после чего всплыл и затих, дрожа мелкой дрожью. Рыбина устала.
– Рубите ветку! – заорал Альфонсо, вскочив на ноги, едва не поскользнувшись на мокрых, и скользких бревнах. Топорика не было –топорик успокоился на дне речном. Гнилое Пузо остервенело пилил ветку своим кинжалом, когда веревку снова натянулась.
– Твою мать! – вскрикнул Тупое Рыло и, выхватив у него кинжал, резанул им по веревке –от сильного удара рыбины та со звонким, почти веселым щелчком лопнула.
Тишина. Лилия вступила первая:
–К-к-к-к-аж-ж-ж-жись, п-п-п-риплыли, – простучала она зубами, не понятно выразив свою мысль: то ли она радовалась, что они оказались у берега, то ли считала потерянные вещи катастрофой. – Снова н-н-надо г-г-греться…
–К черту греться! – рыкнул Альфонсо, – до берега десять метров. Гребем и убираемся с этой чертовой реки!
В этой реке плавало много бревен, веток, пеньков, даже протухшая туша лося была, хоть в этом повезло. Гребли тем, кто что выловил, остервенело, со всей силы, пока плот не уперся в камыши и там не застрял, снова отказавшись плыть дальше. Альфонсо прыгнул в воду, оказавшись в ней по пояс, цепляясь за камыши, пошел он вперед, увязая в глине, плотно сжав зубы, задыхаясь от напряжения. Ни секунды он больше не проторчит на этой поганой деревяшке – либо выберется на сушу, наконец то, либо сдохнет в этом болоте разлившейся реки. Остальные плюхнулись за ним в воду, и путники поползли (если говорить о скорости передвижения) медленно, быстро теряя силы, задыхаясь холодным воздухом. Ноги у Альфонсо окоченели, потом заболели, потом он перестал их чувствовать, мышцы ныли, все до одной, разрываясь болью, но он упорно шел вперед, озлобленный постоянными неудачами, препятствиями на его пути к счастью. Через десять метров он провалился в яму и, казалось, уже не выберется, но все же выскребся, пошел дальше, почти падая. Позади пыхтели его спутники; упорство Альфонсо воодушевило их, тем более, они обходили те ямы, в которые он проваливался, и они шли, не смотря ни на что, хотя предел человеческих возможностей у них был давно исчерпан.