– Господи, он умирает, а я ничего, ничего не могу сделать! – рыдал Кариизий знакомым голосом. А, это ведьма.

– Ну ты… ну успокойся… – это бормотал, несвязно, Гнилое Пузо.

– Он нас всех спас! Если бы не он, мы бы все погибли! А сейчас, посмотрите на него! О великий Перкун, это еще что за две новые язвы?!!

– Это он глаза открыл, – донесся голос Тупого Рыла.

Вскрик, мутное пятно, сопровождаемое шумом бегущего тела, упало рядом с Альфонсо.

– Альфонсичек, милый, ты очнулся! Слава Богам! Теперь все будет хорошо!– запричитала Лилия.

Впервые в жизни Альфонсо, считавший свое имя, которое на языке древних, наверное, значило что-то очень сильное и мужественное, самым лучшим на свете, покривился, внутренне, услышав это «Альфонсичек». Впервые в жизни Альфонсо задумался о том, что это имя красиво слышится в строю, при раздаче титулов, в геройских летописях, но чрезвычайно нелепо звучит в уменьшительно- ласкательной форме. Альфонсичек? Фонся? Альфа, черт возьми? Альфуся? Казалось бы, куда хуже, но и здесь Лилия умудрилась все испортить:

– Афончик, как ты себя чувствуешь? – нежно спросила она.

– Не дождетесь, – твердо, громко и злобно сказал Альфонсо, но с удивлением услышал только хрип, с нотками жалкого свистящего всхлипа. А потом от боли в горле потемнело в глазах, и больше он лишний раз шевелиться не рисковал.

Самое приятное в неимоверных страданиях – это неимоверное облегчение, которое так или иначе, но приходит со временем, и Альфонсо испытывал на себе все это свойство страданий в полной мере. Вот он не спал ночами, все тело чесалось, болело, резало и жгло огнем, а вот, он, вдруг, уснул, и сон придал ему новых сил. А вот, с утра, он смог – невыносимо тяжким усилием воли, повернуться, немного, но уже лежал не на кровавых пролежнях от впившихся в тело травинок, а на свежей (относительно) коже. А однажды он просто пришел в восторг от того, что больше не болел желудок, точнее, болел, конечно, но глухо, словно ворчливый дед после ругани, все еще брухтит, но уже почти успокоился. Это был прекрасный день: хмурый, холодный, ветреный и ненастный, но свободный от боли, и можно было просто лежать под шкурой, пялиться на огонь, иногда переворачиваться.

– Афоня, что ты за человек? – говорила Лилия, когда в свободные минуты (а все свободные минуты она проводила с Альфонсо), гладя его по длинным, сбившимся в колтун волосам, в которых прятались сухие листья, ветки, и комья грязи, – чертополох тебя может убить- давай в него наступим несколько раз, Черные птицы могут тебя убить – давай три ночи дежурства на Стене, самый могущественный орден Великого континента – отлично, надо поубивать несколько десятков их членов, Кровь богов смертельно опасна – сразу нужно в ней искупаться… Может хватит играть со смертью, Альфонсик?