– Какого черта здесь происходит? – задал он вполне себе резонный вопрос, поскольку вся площадка перед замком была перекопана траншеями, словно резвились огромные черви; из некоторых ям до сих пор вылетала земля.

Вереницей поползла змея встречающих герцога карет и телег, дабы торжественно поздравить его светлость с победой, сохраненной жизнью и целыми конечностями. При этом вереница не поехала прямо, как было бы логичнее и быстрее, а принялась петлять по голому полю.

– Это сюрприз для врагов, Ваша светлость, – пояснил Инженер, который, верхом, и возглавлял всю процессию, – ямы мы накроем ветками и забросаем землей, чтобы их не было видно.

Казавшийся огромным и величественным для одного герцога замок моментально стал маленьким и каким то жалким для пяти тысяч человек, набившихся куда только можно, и все равно большая часть из них расположилась на улице.

– На сколько у нас хватит провианта? – спросил Альфонсо, брезгливо морщась, пока пробирался среди толпы разно пахнущих людей, лошадей, скота, костры и кухни, словно через базар.

– Пока на три месяца осады, – пожал плечами Инженер, – а там как умирать будут.

– А вода?

– Есть колодец– воды хватит, благо, неподалеку речка. Металл, весь, что нашли в округе свозим сюда, все кузнецы уже здесь и полностью лишены водки и вина. Иначе не наконечников у нас не будет, ни мечей ни копий. Провиант, скот, все, что удалось забрать, заперто здесь, в замке.

Спустя две недели из королевского замка прилетел голубь – принес неожиданную весть – Алексия объявила войну с Эгибетузу и было приказано армии – победителю (так и было написано) расформироваться по крепостям.

Люди точили ножи, варили смолу, заготавливая ее в бочках, коптили и солили все, что не докоптили и не досолили раньше, квасили капусту, укрепляли стену, устраивали в башнях места для стрелков.

Прощались с солнцем. Не все, но некоторые.

Несмотря на постоянный говор тысяч глоток, нескончаемый шум посуды, драк, звона доспехов, криков, несмотря на постоянные запахи костров, тухлятины, немытых тел, навоза, рыбы, еще не известно чего, Альфонсо был по настоящему счастлив. Иссилаида округлилась, то есть, на ее фигуре – шаре, появился свой отдельный шар, в добавок она стала молчаливой, боязливой и ласковой. После деревни феминим, Альфонсо со своей возлюбленной не церемонился, сделав ее покорной и робкой, отчего не так сильно бросалось в глаза отсутствие как ее воспитания, так и инстинктивного понимания, что нужно говорить, а где лучше промолчать. Однако, увидев ее после долгой разлуки, еще и в положении, еще и в предчувствии последних, самых сладких мгновений их счастья, Альфонсо больше не мог обходиться с ней грубо. Просто не мог. И весь поток ласки и нежности, на которую он только был способен, обрушился на покатые плечи Иссилаиды. И счастье его становилось все сильнее, особенно при виде того, как жестоко мучается Феликс по принцессе.