– Любой мальчик может играть в куклы.

– Ни единому ребенку в Конгоре куклу в руки не дадут. Конгорцы считают, что это приучает детей поклоняться идолам – ужасный грех.

– А зато в каждом доме статуи.

– Они просто статуи. Только эта кукла не принадлежала никому в том доме.

– Фумангуру не был конгорцем.

– Старейшине полагалось бы чтить местные традиции.

– Может, кукла убийце принадлежала.

– Убийце годик всего?

– Ты это про что?

– Я про то, что в доме был еще один ребенок. Может, те, что семью убили, кем бы они ни были, за этим ребенком и приходили. Или еще что-то, куда более дикое, – сказал префект.

– Это не кажется дикостью. Ребенок, бедный родственник?

– Мы говорили со всем семейством.

– И Белекун Большой тоже. Может, вы вместе допросы вели?

– Не хочешь ли ты сказать, что старейшины ведут собственное расследование?

– Я про то, что мы с тобой не единственные, что слонялись вокруг дома покойного Фумангуру. Что бы они ни искали, не думаю, чтоб нашли. Это уж совсем не похоже больше на допрос, префект.

– Допрос закончился, когда мы в эту комнату зашли, Следопыт. И я уже говорил тебе, что мое имя Мосси. Теперь-то не хочешь ли рассказать мне, как вообще в этом городе появился? Нет никаких свидетельств о твоем приходе сюда, а что такое Конгор, как не хранилище всех и всяческих свидетельств?

– Я прошел через дверь.

Мосси удивленно глянул на меня, потом рассмеялся:

– Непременно напомню себе расспросить о том в следующий раз, как мы увидимся.

– Мы еще увидимся?