– Ты говоришь, что я должен признавать силу?

– Я говорю, что ты должен понимать свою мать.

В ночь перед тем, как мы причалили, он сказал: «Следопыт, ты во всякое время пылкий любовник», – но я не думаю, чтоб то похвала была, а он все расспрашивал и расспрашивал меня о делах давно минувших, делах сгинувших, про то, что было потом. Если по этой причине, то да, малость поднадоел мне префект и его расспросы. Утром команда безо всяких вопросов заделала дыру, какую наш О́го пробил в переборке. Он объяснил, что ему ночью кошмар привиделся.

В полдень на улицах Конгора народу ни души: идеальное время проскользнуть в город и исчезнуть в каком-нибудь переулке. Держись в сторонке от улиц, где жили Торобе, или Ньюмбе, или Галлинкобе-Матьюбе, и можно отстроить дом где угодно, где тебе по карману, где обмануть удастся или наследство получить, или затребовать, а это значит, что коль скоро конгорцы дома будут сидеть, то весь город будет выглядеть так, словно все они за стенами прячутся. Даже стражи, обычно обходящие караулом городские пределы, не стоят по берегу. Мы с Мосси выменяли на ракушки каури у двух матросов судна их одежду, один из них, потрясенный, признался, мол, они людей убивали за меньшее. Мы облачились в просоленную морем робу матросов: длинные рубахи с капюшоном и штаны, как у выходцев с востока.

Больше семи ночей прошло, как мы видели город в последний раз. Может, больше, но я не помню. Никакой громкой музыки, никаких следов маскарада Бингингун не осталось, кроме клочков соломы, тряпок, палок, красных и зеленых реек, раскиданных по улице и никому не нужных.

Я поискал О́го, чтоб тот глянул на нас с префектом свежим взглядом, но ничего не увидел. Коли на то пошло, О́го наболтал больше, чем почти за целую луну, обо всем, от того, какое небо приятное, до того, как исключительно приятен Буффало, так что я едва не сказал ему, что любящий поболтать О́го привлек бы к нам внимание. Думает ли Мосси о том же, гадал я, пока он держался позади нас, а потом я поймал его взгляд, что скользил и вверх и вниз, и назад, и по сторонам, а кроме того, обшаривал каждый перекресток, при этом рука его никогда не покидала рукояти меча. Я сбавил шаг и пошел рядом с ним.

– Комендантское Войско?

– На улице-то торгашей? Они платили нам хорошо, чтоб мы никогда не забредали сюда.

– Тогда кто?

– Кто угодно.

– Что за враг ожидает нас, Мосси?

– Мне не по себе не от врагов на земле. А от голубей в небе.

– Понимаю. И у меня тут друзей нет. Я…

Пришлось замереть прямо там, на ходу, прямо посреди дороги. Я схватился за нос и оперся о стену. Столько много за раз, что, будь я постарше, так слегка умом бы тронулся, а так мне хлестало по мозгам со всех сторон, толкало и вперед, и назад, и по кругу разом: мой нюх кружил мне голову.