Вийон поднял голову.

– По каким же причинам вы освободили меня из-под виселицы?

– Мне нужна твоя помощь. Я ищу поддержки кого-то ученого. И ловкого. Потому что я, – Петр утишил голос до свистящего шепота, – боюсь, Вийон. Боюсь так сильно, что и глаз не могу сомкнуть вот уже много месяцев.

Вийон пожал плечами и отрыгнул. А потом долил себе разбавленного вина из кувшина.

– Принимая во внимание ваш возраст, полагаю, боитесь вы не смерти?

– Не ее, – покачал головою мастер. – Если хочет, пусть приходит за мной хоть сегодня. Послушай, Вийон. Хочу, чтобы ты помог мне из простой человеческой благодарности за спасенную жизнь. Ничего более я не желаю. Если поможешь мне совладать с моим страхом, я даю слово, что позволю тебе уехать, куда пожелаешь.

– Итак, – голос Вийона был тих и спокоен, – как зовется твой страх, старик?

Мастер Петр снова раскашлялся.

– Давным-давно, господин Вийон, я совершил преступление. Страшный проступок, за который ожидают меня долгие годы чистилища и нелегкого покаяния. Удалось мне уйти от закона, но нашелся некто, знающий обо всем. Человек тот меня преследует. Он пожелал, чтобы я стал его прислужником. Я хочу, чтобы ты меня от него освободил. Не меньше и не больше, Вийон.

Воцарилась тишина. Ветер выл вокруг старой башни, ставни зловеще постукивали.

– То есть ты опасаешься, что в случае непослушания твои темные делишки выплывут наружу, – пробормотал Вийон. – Но что тогда случится? Самое большее, приговорят тебя к смерти, которой, как ты сам говорил, ты не слишком боишься. Разве что ты страшишься пыток или тюрьмы?

– Страшусь я вековечного проклятия, – мрачно проговорил Петр. – Поскольку преступление, которое я совершил, настолько отвратительно, что, выйди оно наружу, буду я похоронен на неосвященной земле, без последнего причастия, без прощения Господом, словно собака, сдыхающая под забором. Никогда я не получу шанса на искупление там, по другую сторону. Не попаду в чистилище, как не попаду и в ад, и до дня Страшного суда буду кружить по миру проклятым призраком, который никогда не будет знать покоя. Подобная судьба пугает меня сильнее пыток и смерти. Если же я умру и буду похоронен как христианин, у меня, быть может, появится хоть один шанс искупить вину. Именно потому я и прошу тебя о помощи.

– Что же ты такого сделал, старый палач, что грозит тебе вековечное проклятие?

– Не желаю об этом говорить, – коротко ответствовал Петр. – И ты здесь не для того, чтобы выносить приговор. Судить меня будет не шельма и разбойник, вырванный из-под виселицы, но лишь тот, кто воссядет ошуюю от Отца Небесного.