Нащупал деревянный порог и, сжимая от боли губы, ухватился за него пальцами. Всего два фунта отделяло его от спасения… Еще фунт…

Не дано ему было выйти на свободу. Вдруг услышал над собой удары копыт, а потом ужасная боль прошла по руке. Что-то схватило его за кафтан, зацепив кожу и плечо, поволокло во мрак, где ждали его железные подковы и плоские зубы, которые с этой поры уже не должны были жевать овес и свежее сено.

Купец выл. А потом только стонал…

Вийон и Ян из Дыдни замерли, услышав визг и ржание скакунов.

– Добрались до коней! – прошипел поляк.

– Проклятье! – Вийон был слишком измучен, чтобы даже ругаться толком. – Пойдемте же!

Они быстро сбежали вниз по деревянной лестнице. Миновали хоры, погнали в молельню справа от трансепта. Конский визг раздался снова, и сразу после этого поддержал его грохот деревянных ворот, в которые ударили копыта. Вийон первым подбежал к отворенной створке.

– Впустим их в церковь!

– Стой! – рявкнул задыхающийся Ян из Дыдни. – Стой, шельма! Не входи туда. Они, кажется…

Одним движением он положил руку в бронированной перчатке на плечо поэта, удержав его, а потом отодвинув в сторону.

Удары копыт зазвучали с удвоенной силой. Визг и ржание лошадей были до странного глухими, сдавленными, словно издавали их уже не божьи создания, но волкулаки-оборотни, рвущие тело некрещеного младенца, похороненного на перекрестье дорог. А потом ворота, преграждавшие путь в эту часть трансепта, задрожали. Петли треснули со звоном, а обе створки величественно склонились вперед, чтобы упасть на пол, словно крышка гроба.

Из полутьмы трансепта выскочили, будто посланцы Черной смерти, два коня, покрытые кровью и пеной, с красными слепыми глазами упырей. С отворенными пастями, с которых капала красная кровь…

Вийон заорал. В последний миг выскочил из-под копыт, избежав оскаленных зубов, а разогнавшийся конь едва-едва разминулся с ним, потянув следом веревку, на конце которой подпрыгивал серый камень, вырванный из стены церкви.

Вийон получил этим куском песчаника в колено, крикнул от боли, когда камень едва не размозжил ему ногу. Ян из Дыдни оказался медленнее – мешали доспехи, конь ударил его грудью, отшвырнул в сторону. Рыцарь ударился спиной о каменную колонну, так что зазвенел металл нагрудника, но меча из рук не выпустил.

Ошалевшие, превращенные в упырей скакуны ворвались в церковный неф словно буря, переворачивая лавки и подсвечники, неся на своих подкованных копытах смерть и ужас. Раздались всхлипы и крики несчастных женщин, а надо всем этим поднялся плач детей и звучный звон копыт о камень пола, выглаженного коленями многих поколений семиградских саксов, кланяющихся Господу.