Сегодня я сражался, чтобы убить Симона.

Он увернулся от очередного моего выпада. Я изогнулся всем телом. Симон ринулся в атаку. Я обратил его выпад против него же, пронзив ему крыло.

Я не впервые его ранил. Но этот удар впервые его удивил.

Он дернулся в сторону. Я улыбался, глядя, как он удивленно моргает, словно не до конца веря, что я нанес этот удар.

Его стало кренить набок. Я не упустил открывшейся возможности.

Симон попытался выровнять свое положение в воздухе и поднял руку, обнажив самую уязвимую точку доспехов – подмышку. Туда и пришелся мой удар.

Ощущение от того, как лезвие пронзает эту подмышку, было одним из самых приятных в нашем поединке и уступало, пожалуй, лишь рычанию Симона. Он зарычал от боли.

Но самое впечатляющее было впереди.

Едва я выдернул меч, забрызгав себе лицо черной кровью Симона, он железной хваткой впился в горловину моих доспехов. Все вокруг нас завертелось: небо у него за спиной, окровавленные тела солдат и далекие расплывчатые звезды.

Симон притянул меня к себе и заговорил, брызгая слюной мне в лицо:

– Это королевство создавалось не для таких, как ты. Кем ты себя возомнил? Думаешь, что уподобишься ему? Ты?

Поразительно, с какой предельной ясностью он высказал вслух мой самый ужасный страх, терзавший меня не одну сотню лет. Тогда Некулай, глядя мне в глаза, заявил, что корона станет моим проклятием и сделает меня таким же, как он. Или же я ее потеряю, поскольку не смогу уподобиться ему.

Симон был прав. Он имел все, чем должен обладать преемник Некулая. Именно это его и уничтожит.

Я улыбнулся, наклонился ближе, схватил его за плечо и прильнул к уху. От него даже пахло, как от Некулая: той же тошнотворной смесью крови и увядших роз. Этот запах преследовал меня в самые тяжкие ночи.

– Ты прав, – ответил я Симону. – Я всего лишь обращенный раб и таковым останусь.

Ошеломленный Симон повернулся ко мне лицом. В этот момент я просунул другую руку в распахнутую горловину его доспехов, схватился за изуродованный медальон серебра, вплавленный в кожу, и потянул на себя.

Он взвыл от боли.

Окружающий мир побелел.

На несколько секунд все исчезло. Я ничего не видел, не слышал и не ощущал.

Чувства вернулись, когда мы с Симоном стремительно падали на землю.