И тут появляется Афина. Она пылает, она обжигает, вздымая копье вверх и прикрывая бок щитом. Ее лицо скрыто золотым шлемом, тога плещется крыльями у ног, когда она летит над землей. Смертные ее не видят, ведь это зрелище лишь для созданий земли и пламени, но она пускает громы и молнии, единственная, помимо Зевса, кто осмелился покорить их. Фурии исходят визгом и слюной при виде нее, с рычанием вспарывают когтями сам воздух, прочерчивая алые борозды, а затем, оставив мой наряд в покое, вихрем поднимаются в небеса, и глаза их пылают огнем, а крылья с тошнотворным хрустом взрезают ночь.

– Довольно! – грохочет Афина, а когда фурии вместо ответа плюются желтым гноем, разъедающим плоть земли, снова вздымает копье и выпускает еще один разряд ослепительных молний. – Довольно!

Во вспышках света я снова вижу на берегу Артемиду: ее лук натянут, пальцы прижаты к щеке, стрела направлена в цель. Охотница одета лишь в тени; а сейчас и те отступили перед небесным огнем, рвущимся из рук Афины.

– ОН – НАШ! – верещат фурии. – Он – НАШ!

– Это еще предстоит выяснить, – отвечает Афина, и, клянусь небом, мне не часто доводилось видеть нечто настолько сексуальное: эта ее спокойная уверенность, невозмутимость тона и вместе с тем сила, которой поражает ее голос. Я всегда знала, что в ней есть нечто особенное, но увидеть это воочию – совсем другое дело. – Вы получите то, что вам причитается, хозяйки ночи, – но сначала мы узнаем, что именно причитается.

– Ты не можешь остановить нас, – рычит одна, и ее слова тут же подхватывает вторая, их голоса сливаются, и вот уже три звучат как один. – Ты не можешь бросить нам вызов, не можешь украсть нашу жертву!

– А я и не собираюсь. Но нужно удостовериться, что принадлежащая вам, как вы считаете, жертва – ваша по праву. И кстати, – по губам Афины скользит улыбка, едва заметная в тени шлема, и я таю при виде нее; о небо, какое восхитительное зрелище: богиня мудрости, радующаяся своей мудрости, – как видите, битва уже закончена.

Фурии смотрят на смертных, сошедшихся меч к мечу. Теодора, с кровавой раной на плече, держится из последних сил, пятясь от наседающего на нее мужчины. Пилад отражает удар одного противника, но движения его становятся все медленнее, он открывается, и вот – пинок сбоку от другого, отчего микенец, покачнувшись, припадает на одно колено, едва сумев увернуться от следующего удара, нацеленного ему прямо в голову. Меч опускается, и Пилад не успевает – но Ясон перехватывает руку нападающего на подлете и всей массой кидается на спартанца, который мгновение назад чуть не перерезал Пиладу горло. У Ясона есть меч, но нет времени его вытащить, поэтому какое-то время двое мужчин борются на земле, кряхтя и изворачиваясь, и каждый ловит момент, чтобы схватить оружие и воткнуть его в противника.