Уединенность палатки, внезапное мгновение тишины. Это почти разрешение – место, предназначенное специально для итакийской царицы, и та сейчас сжимает фигурку охотницы с такой силой, что вот-вот кости порвут кожу, сдерживает судорожный вздох, крепко зажмуривает глаза, больше всего боясь, что в них могут появиться слезы.

Но вот рядом оказывается Эос – как всегда, Эос, которая подхватывает ее под руку, даже больше. Намного больше, чем позволено простой служанке. Эос обвивает Пенелопу руками и держит, пока царица дрожит, не желая поддаваться. Она пытается сказать… что-то, хоть что-нибудь. Но она столько лет провела, ничего не говоря, ничего не чувствуя, не являясь никем, кроме того, что требуется, что теперь, когда слова отчаянно рвутся наружу, она просто не может их выпустить.

Просто не может.

Ее губы шевелятся, руки дрожат, она изо всех сил цепляется за Эос, но не может сказать ни слова. Ни одного, пусть даже: «Что мы наделали?»

Что я наделала?

Что теперь с нами будет?

Мне жаль. Жаль. Мне так жаль.

Ведь Пенелопа, конечно, смотрела в глаза Менелаю и заметила, что в них скрывается. Заметила, как он загорается при виде нее, как облизывает губы, как причмокивает, глотая слюну. Но даже когда он с ней закончит, ее оставят в живых. Не убивать же жену Одиссея – по крайней мере, публично. Во всяком случае, так, чтобы вызвать подозрения. Он сохранит ей жизнь, но, когда покорит ее, заскучает. Заскучает потому, что лишь покорение заводит его, а покорение не может длиться вечно. Пенелопа будет жить, возможно, как чья-нибудь служанка на захиревшем островке, но как насчет ее служанок?

Ах да, ее служанки.

Эос и Автоноя, Меланта и Феба – что Менелай сделает с ними, когда все закончится? Ничего, конечно. Ему это и в голову не придет. Их отдадут его стражам, его солдатам. Не для солдат Спарты настоящая добыча – царство, золото Итаки, ее олово и янтарь, богатые рыбой воды. Они будут сражаться и умирать не за это, вовсе нет. Все солдаты будут ждать подачек с царского стола и, само собой, служанок. Крики и слезы, мольбы и ужас сломленных женщин Итаки не удовлетворят этих мужчин, не придадут им значимости в глазах их господина, не принесут счастья или удовлетворения, не спасут от страха. Но, по крайней мере, позволят ощутить хоть что-то. Если они победят – когда они победят, – мужчинам удастся что-то ощутить.

Пенелопа смотрит в глаза Эос, и Эос отвечает ей тем же.

Они отлично знают, что творится в сердцах друг друга, эти женщины Итаки. Они видели друг друга в моменты полного падения духом, слышали, как раскалываются на части их души. Эос обнимает Пенелопу, а Пенелопа обнимает Эос, и какое-то время они просто стоят, ведь ни одна не желает давать волю слезам.