— Что это? — спросил он с недоуменным удовольствием, не отрывая глаз от шумной мишуры действа.

— Репетиция, — сказал Солли. — На прошлой неделе ставили Шекспира, это больше в твоем духе.

Раввин не дожидался ответа. Кивнул одному из своих присматривать за Гектором, пока сам поспешил за кулисы.

Следующая песня была о забытой матери, оставшейся на родине: исполнитель чувствовал и выжимал жизнь из каждого слова, стоя под кактусом из папье-маше, который отбрасывал на сцену заметную тень. Гектор влюбился — это было нелепо, просто-таки «Краммлс и компания»[15] в масштабе и движении. Оживший Диккенс, но и при этом совершенно еврейский, искрящийся в бесцветной тайной громаде Уайтчепела. Он затерялся в изумлении. И не замечал больше никого, пока актеры накатывали на сцену и отливали обратно.

— Видать, понравилось тебе, — сказал Солли уже из кресла по соседству.

— Да, это чудо.

— Но мертвое.

Гектор обернулся всем телом.

— Что?

— Они уже на грани, умирают. Маловато осталось старых племен. Раньше народ набивался до отказа. Как-то раз было больше трех тыщ. Спектакли ставить не успевали. А теперь хорошо если хоть первые ряды заняты, — Солли едко рассмеялся. — Даже речь уходит.

— Идиш? — спросил Гектор.

— Да. Наши кости, связки, что держат нас вместе, держат здесь.

Гектор кивнул.

— Знаешь идиш? — спросил Солли.

— Нет, только иврит, арамейский и малость древнеперсидский после эпохи Ахеменидов.

Солли одновременно шмыгнул и пожал плечами; он уже наговорился.

— Тебя ждут за сценой, — сказал он резко и был таков, исчезнув в конце прохода. Не успел Гектор и дух перевести. Он нехотя поднялся с кресла, мирясь с раздражением молодого человека, и направился за ним через зал к боковому входу, за сцену.

Там было еще сумбурней. В узких проходах врезались и толкались группы исполнителей и неистовых костюмеров. Приглушенно шумящее закулисье чуть ли не перекрикивало номер на сцене. Слава богу, публика по «вечерам» бывала еще громче.

Гектора пихали, зажали между стайкой теноров и рядом храмовых танцовщиц, мазнувших нательным гримом по его темно-серому пальто. Пара девушек вскинули свои страусовые ресницы, улыбнулись и подмигнули «пожилому джентльмену». Гектор пригладил волосы и улыбнулся им сквозь тридцать лет.

— Сюда, — сказал Солли и силой направил Гектора вдогон за очередной стайкой высоких гибких мужчин, выходивших со сцены. Эти были одеты в ковбоев — в широкие белые куртки с обильной длинной бахромой, болтавшейся с рукавов. Шляпы с высокой тульей делали их еще огромнее. Они жестикулировали, лихорадочно раскраснелись и проплыли мимо, смеющиеся и безмерные. Гектор поднял глаза на их потные лица и преувеличенный грим, отвернулся, затем быстро оглянулся. Под толстой бело-розовой краской он признал в шестом певце улыбающийся лик Николаса — Былого вдали от закрытых и подавленных коридоров Бедлама.