— Сейчас Рождество? — сказал Гектор, удивляясь собственному вопросу.

— Ты где, отец, последние недели прятался? — спросил капитан. — Завтра ж Сочельник. Кому знать, как не тебе.

— Я не гой, — ответил Гектор.

— Да вы для меня все гои, — сказал капитан. — Если понадоблюсь, буду в рубке с сыном, — и влез по железной лестнице в конце деревянной каюты, через люк в потолке. Двигатель прочистил горло и ускорился, загудел глубже в сумерки и летящий снег.

— Николас… Николас, я понимаю, что в Ламбете нас ждет что-то серьезное… что-то жизненно важное для тебя, ведь я еще не видел тебя таким отрешенным.

Немая тишина, налитая в дубовую каюту, не уходила.

— Прошу, расскажи, что за тревога тебя обуяла и с чем нам предстоит столкнуться вместе.

Снег сыпал через серое небо в угрюмые серые воды, вздымавшиеся у деревянной кожи торопящегося судна.

— Так грустно, — сказал после долгой паузы Николас.

— Что, друг мой? — спросил Гектор почти без голоса.

— Я столько всего там повидал.

— Где?

— В том чудесном месте, «Павильоне». Я видел чудесное. Видел, как на сцене умирает великая мадам Фейнман. Видел, как она падает, поднимается и снова падает. Видел ее агонию у всех на глазах, после яда. Видел ее муки в последние пятнадцать минут, когда зрители замолкают, перестают хрустеть арахисом и становятся как необроненные булавки. Слышно только их слезы, капающие на толстый ковер. И слышно только мне одному.

Гектор ничего не сказал; сказать было нечего.

— А потом, когда падал занавес и она оживала, мне приходилось зажимать уши из-за взрыва аудитории, их аплодисментов. И теперь все это исчезнет, уйдет через несколько лет. Как и не было. Так грустно, — Николас уставился в пространство другого времени и оставался безмолвен.

Через какое-то время деревянная комната замедлилась, и Гектор вспомнил, что он на лодке. В люке на потолке показалась голова капитана.

— Там затишье перед отливом, вам может быть интересно, большая диковинка.

Николас поднялся и открыл дверь на палубу. Уже стемнело. Вода, миллионы тонн, стала неподвижна, как запруда. Гектор мог только предположить, что этот необычный феномен объяснялся сменой прилива на отлив, и странная точка стазиса достигалась в переходе. Но спокойствие воды отошло на второй план перед движением снега. Тот падал прямо на свое отражение в зеркальной Темзе, а ему навстречу поднималась глубина отражения. Каждая снежинка летела с черного неба и трепетала с черного дна реки, чтобы близняшки встретились и на секунду стали едины перед исчезновением; каждая частица снега вилась одинаково наверху и внизу. Все стояли в изумлении. Николас снова заулыбался.