— По-моему, при всем том, что становится известно после возвращения мистера Уильямса, стоит поостеречься раздавать лавры. А о его участии в деле с зарезанной проституткой нельзя говорить в гильдии или в присутствии чрезмерно щедрых друзей с тонкой конституцией, которыми он, к сожалению, пользуется. Пожалуй, пришло время превознести истинного организатора «Возвращения из Ворра», нежели неизвестного и неуважительного выскочку.

И тогда Талбот положил руку на плечи хрупкого молодого человека — жест, который он не имел в привычках ранее и не намеревался повторять впредь.

Глава тридцать восьмая

Глава тридцать восьмая

Как муравьи пробрались вниз, он так и не спросил. Боль выбелила все детали, кроме того, что ему говорили. Он сидел изможденным, придерживая руку, перевязанную лоскутами рваного платья Модесты, пока муравьи питались посланием, какое ему было не понять. Питались сытно, ведь его кровь, примешанная в сахарную воду, дарила насыщенное и вкусное питание. В дальнем конце пещеры Модеста поставила прямоугольный деревянный ящик. Тот походил на пенал, но в три раза крупнее. Слизнув чернила, муравьи набились в ящик, все до единого. Его она закрыла и запечатала крышку, затем вернула внимание к Тимоти. Уж отвалился ноготь, уж торчала кость, но она так и не позволяла остановиться, покуда не было завершено послание и совершенно не обнажилась первая фаланга указательного пальца.

— Скоро залечится, — сказала она, присев рядом. — Ты должен быть сильным для путешествия.

Он едва ли ее слышал; рука гудела в такт волнам под ногами, а перевязанный палец торчал наверх, к лестнице и гаснущему квадрату света в потолке.

Взяв его за вторую руку, она протянула выпить остатки чернил. Ее теплота ослепила, и он взглянул на ее красоту. По венам побежало что-то сродни меду, с которым он экспериментировал ранее; боль унялась, а разум раскрылся.

— Куда я отправлюсь?

— К Морским Людям, — она глубоко заглянула в него. — К моему отцу.

— Но твоего отца больше нет; разве он не умер?

— Он ждет. Ждет тебя и этот ящик.

— Я не понимаю.

— Тебе и не нужно. Нужно только идти. Доставить и вернуться, и на этом твое дело будет закончено.

— То есть я умру?

— Нет, просто закончатся задачи твоей жизни. Я буду ждать тебя.

— Но Кармелла говорила, что тебя придет направить серафим.

— Придет, но не раньше, чем я узнаю, что отец получил послание, — она встала, заботливо подняла ящик и показала на лестницу. — Ступай.

Модеста и старуха позволили ему выспаться на время, которого он так и не понял, когда его сны пытались смешать все доступные смыслы. Он видел, как вручает ящик легендарному Лучнику на глазах у грозных Морских Людей. Он видел, как ее нагота поднимается по ступенькам в мерцающий свет. Ее движения все еще дергались, но уже иначе; кадры-стаккато смягчались, становились грациозны, в тон тем мягкости и заботе, какие она проявила к нему впервые. И теперь он знал, что никогда не должен был ее защищать, что это ложь. Голоса лгали. Он — орудие для ее роста и связи с покойным отцом. «Орудие»: слово показалось знакомым. Кто его говорил? Он ворочался во сне, с изувеченного пальца спали повязки; палец подергивался и писал в воздухе слово «орудие».