Публика — где некоторые так и замерли с надутыми щеками — уставилась в изумлении. Глаза как блюдца. Чары развеял вкрадчивый змей, завернувшийся обратно в невидимость. Толпа как спятила. Люди завывали, люди свистели, люди хлопали и улюлюкали. Все разом заговорили, объясняя друг другу, чему они стали свидетелями. Кто-то пытался влезть на эшафот, чтобы прихватить сувенир или хотя бы дотронуться до яркого резного сердца или лакированных белых легких. Их быстро разогнал вооруженный охранник, взошедший на помост с пятью людьми, которые принесли и развернули брезентовые ширмы, чтобы спрятать аппарат из виду. Толпа рассосалась по барам и облезлым залам, пропьянствовав весь день. За ширмами же ведрами воды сполоснули рабочую часть гильотины. Органы Адама с любовью отчистили и сложили в чехол, как и его аккуратно разобранное тело. Блестяще сконструированную голову протерли и зарядили на следующий раз. Из горла вынули и выбросили остатки треснувшего бруска хрупкого дерева, который и произвел ужасный звуковой эффект. Затем дерево кропотливо развинтили, хрупкие подвижные части изнутри обернули в мягкое и заперли против возможных повреждений при перемещении. Все отдельные части машины еще отполируют и смажут перед тем, как упокоить в благоухающих камфорой футлярах. Следующие два часа все с прилежанием трудились, а внизу с трупа снимали деревянный костюм. Костюм вывесят пустым и окровавленным на городских воротах. На прокорм и расщепление птицам, пока не пропадет вся пожива. Останки Ральфа Вейснера сунули в толстый брезентовый мешок и утащили к неотмеченной могиле — наполовину заполненной и измученной жаждой от известки.

В ходе суда над «героем лимбоя» город резко разошелся во мнениях. Одна половина думала, что такой важный убийца заслужил поблажку. В конце концов, это всего лишь жизнь бродячей потаскушки-танцовщицы. Что она в сравнении со спасением города? Вторая половина желала строгого решения, которое продемонстрирует, что нет никого выше закона, невзирая на весь почет. И, в конце концов, он не из старой семьи, не богат. Очередной бродяга без истории, совершивший добрый поступок. На все мнения влиял тот факт, что людям хотелось снова поглядеть на Адама и старушку Долговязую в деле.

Измаил сидел в камере и старался не спать, потому что это было самым жестоким. Во сне были побег, недоразумение и спасение, чтобы подсластить реальность перед пробуждением, когда обратно втекала черной истина, несомненная и без примеси милосердия. Теперь он знал, что его главная ошибка — желание стать человеком, быть принятым этими уродливыми чудовищами о двух глазах и разделенном мозге. Все это время правда была за Небсуилом. Он уникален — живая легенда из могущественных мифических времен. Надо оставаться таким, какой ты есть, и из этого исходить в общении с этими одномастными. Вот если б он повелевал, а не юлил. Он начинал планировать на другой раз — и снова скакал через кольцо надежды, сделанное из колючей проволоки. С ним никто не разговаривал. Стражники разве что бурчали о еде да туалете.