– «Мышь прислушивается к поступи кошки – и должна прислушиваться постоянно», – процитировал я Эшиуса.

– «А кошка прислушивается к поступи мыши, лишь когда голодна», – ответила Челия со слабой улыбкой.

– Ты говорила, что не станешь мне лгать.

– Так задай вопрос.

Я промолчал, и она вздохнула.

– Дело не в том, что я не люблю твою семью, Давико. Я вас люблю. И не в том, что я не ценю честь, которую вы мне оказываете. Моя семья не дала бы мне такого хорошего образования, будь у нее выбор. Я бы не… – Она умолкла. – Но это моя семья, и я очень давно ее не видела.

– Что ты о ней помнишь?

– Маму. Я помню маму. Она была серьезной, но доброй, и находила для нас время, когда бы нам это ни требовалось. Я помню сестер, Эллию и Тиссию. Мы играли в карталедже, и я давала им выигрывать. Я по ним скучаю.

– А отец?

Она резко посмотрела на меня.

– Я предпочитаю твоего. Мой отец был глупцом и недобрым. Он любил палку – и любил чужой страх. Твой отец суров, но справедлив. Мой… был просто суров. – Она улыбнулась. – Как говорится, не все плоды свежи, но и не все сгнили. Ты должен подготовиться. Сегодня твой день.

Она направилась к двери.

– Челия?

Она остановилась.

– Что, Давико?

– Я рад, что ты в нашей семье.

– Я тоже, Давико. – У нее был тоскливый вид. – Иногда я очень рада. – Она стала серьезной. – Так что не подведи нас. Мы все на тебя рассчитываем.

Итак, подбодренный верой Челии в меня и подгоняемый железной волей Ашьи, я начал готовиться к Вступлению, словно к битве. Пришло время мне стать мужчиной. И не просто мужчиной. Я больше не буду уклоняться или прятаться от обязанностей. Боль в животе никуда не делась, но моя решительность словно заставила ее потускнеть – заставила подчиниться мне, а не наоборот.

Я оделся, выпрямился и встал перед зеркалом. Придал своему лицу спокойное, уверенное выражение.

Я справлюсь.