Луго улыбнулся, и его глаза вспыхнули:

– А потом я спалил их прямо в их башне. Спалил дотла.

– Спейньисси? – Я в замешательстве посмотрел на Каззетту. – В Наволе? Я думал, это были вы.

– Я? – рассмеялся Каззетта. – Как я мог это сделать? Я был снаружи.

– Но все говорят, это были вы.

– И потому все следят за ним, – ответил Луго, забирая у меня бутылку. – И все боятся его, и никто не ищет меня.

– Значит, мы в долгу перед вами. – Я коснулся своей щеки. – В огромном долгу.

– Най. Все долги выплачены.

– Но вы позволили порезать себя.

Рассеченные губы Луго растянулись в кошмарной ухмылке:

– Вы считаете меня рабом, потому что мои щеки помечены?

Это была почти угроза.

Я осторожно подобрал слова для ответа:

– Другие люди сочтут. Другие люди будут смотреть на вас свысока.

– Айверо. – Луго снова выпил. – Это верно. Иногда я их поправляю.

– Но что насчет медведя?

– Ай. Да. Гаденыш Спейньисси решил скормить меня своей домашней зверюшке. Спейньисси обожал зверюшек. Любил делать ставки на схватки людей и животных. Или разных животных. Однако я заключил сделку с медведем, и тот меня отпустил.

Луго произнес это так серьезно, что я не нашелся с ответом.

– Не верите? – спросил он. – Я говорил на его языке. Медвежий не слишком отличается от наволанского.

Теперь я не сомневался, что он шутит.