Такой странный город, словно лоскутное одеяло. Мы могли ехать по улице, охраняемой солдатами какого-нибудь архиномо, и ее полностью заполоняли торговцы цветами, продававшие букеты роз крупнее моей головы и торговавшиеся с дамами, одетыми в сверкающие полупрозрачные шелка и благоухавшими жимолостью, – а в соседнем переулке, куда стражники не заглядывали, воры избивали человека, отобрав у него все серебро. Это был не город, а множество городов, куадраццо за куадраццо, улица за улицей, открытые язвы и припудренная красота друг рядом с другом.

Мы свернули в неприглядную, зловонную узкую улочку, где прислонившиеся к стенам мужчины пили кислое вино и хмуро сплевывали, когда мы проезжали мимо. Я бы оспорил выбор пути, но не хотелось, чтобы посторонние увидели мою тревогу, и потому я положил руку на кинжал и заставил коня поравняться с лошадью Каззетты. Тот кивнул на убогую таверну:

– Если вам когда-нибудь понадобится Луго, вы найдете его здесь.

Таверна называлась «Речной пес», и вывеска изображала этого самого пса мочащимся на туфлю. В середине дня заведение выглядело грязным, темным и зловонным, под стать кривым швам на лице Луго. Снаружи сидела на корточках пьяная беззубая шлюха. Когда мы поравнялись с ней, она задрала юбки.

А потом, как это часто бывало в Мераи, мы свернули за угол – и внезапно оказались на аккуратной маленькой куадраццо, залитой солнечным светом, с выметенной кирпичной мостовой и круглыми коваными столиками в шеруанском стиле, расставленными перед тавернами. Изящные дамы в шелках и вооруженные сверкающими острыми мечами мужчины в плотно застегнутых колетах потягивали красные настойки, а на дальней стороне куадраццо расположилась ветвь нашего банка, с длинным полированным деревянным столом, выставленным на солнце, и скамьями обочь его, на которых сидели несколько нумерари и обсуждали контракт.

При нашем приближении один из нумерари вскочил и убежал внутрь, и секунду спустя, когда мы привязывали лошадей, из банка торопливо вышел полный человек с аккуратно подстриженной бородкой – маэстро Паритцио Ферро, наш капо ди банко в Мераи.

Наше прибытие встревожило капо, он заламывал руки, кланялся и явно был готов приложиться щеками к нашим сапогам. Пришлось попросить его прекратить. Он так нервничал, что я изучил его, как изучил бы отец, однако ничто не бросилось в глаза. Он был одет в черное, в отцовском стиле, лишь по вороту шла вышивка серебром. Пальцы были испачканы чернилами, на их подушечках виднелись толстые мозоли, оставленные счётами. Нумерари и абакасси сразу вернулись к работе, несмотря на наше вторжение и без приказа капо. Покончив с приветствиями, он прогнал своих людей со скамей, чтобы мы могли уединиться, и, хотя в его глазах сквозил вопрос, он не задал его, пока не заговорил Каззетта.