Они знают, что мы приехали на переговоры. И на этот раз, поскольку мы явились к ним, а не они к нам, они организовали стол по своему усмотрению.

Все это я видел.

Но еще я видел Империкса, огромное, ужасное существо, скованное командами своего хозяина, выдрессированное плетью, криками и ударами, под которыми дух животного расплавился, словно воск, и принял форму, не более свойственную его природе, чем дереву свойственно расти вбок.

Ни одно животное не рождается с жестокостью в сердце. Их всегда принуждают к ней. Даже теневые кошки и каменные медведи испытывают лишь голод, а не желание убивать.

Но Империкс подвергся сильному принуждению – и был опасен.

Однако я не мог отрицать, что в этом создании было благородство. Которое превосходило благородство стоявшего рядом хозяина, злого мальчишки, изображавшего из себя короля. Главными актерами на сцене, куда заманил меня парл, были не сам парл и не Делламон. В действительности значение имели лишь двое.

Это была драма между Империксом и мной.

Я сделал шаг вперед. И еще один. Я приближался не как человек, желающий править, а как одно из множества созданий в плетении Вирги. Все эти создания были равны. Все были частью плетения. Мы с Империксом были единым целым. Не разными существами, а одним.

Человек выпал из плетения Вирги, но связь осталась; мы тоже были слеплены из глины Арго и обожжены светом Амо – и тоже являлись частью плетения. Я выпустил из легких застоявшийся воздух, дал телу расслабиться. Мы не хозяин и раб. Мы дружелюбные живые существа, делящие это стойло. Друзья в моменте, ни один из нас не правит, и ни один не подчиняется. Мы все создания Вирги: я и Империкс, Пенек и Ленивка, и величественный олень в Глубокой Ромилье. И разве все мы не хотим любви? Разве мы не подобны котятам? Не ищем материнского языка, не желаем, чтобы над нами мурлыкали, чтобы нас согревали, и умывали, и любили?

Я шагнул в круг жестокости Империкса.

На мгновение показалось, что он встанет на дыбы и затопчет меня. Он содрогнулся, и парл отступил от него, ожидая нападения, ожидая, что чудовище взовьется на дыбы и обрушит на меня копыта, накинется, чтобы рвать зубами… Но Империкс не шелохнулся.

Я стоял рядом с ним, гладил его благородную морду и смотрел в его огромные глаза.

Все мы создания плетения Вирги.

Я протянул ему сахар – на глазах у потрясенного парла и его первого министра угостил Империкса. Провел ладонями по шее, похлопал по огромной груди, шепотом выражая восхищение, предлагая не господство, которое люди всегда дают лошадям, а дружбу.

Империкс наклонил голову к моему лицу и тронул губами мою щеку. Я увидел, как вздрогнул парл, и рассмеялся.