– Без шрамов он бы стоил больше, – вновь перешла Фурия на угрожающее мурлыканье, к которому я привык. – Я могла бы продать неизуродованного Регулаи за тысячу солнц. А если бы вы отдали мне брата и сестру, я бы научила их делать восхитительно ужасные вещи.

При упоминании Челии я попытался скрыть изумление. Она тоже рабыня? Принадлежит Фурии? Неужели ее продали как сфаччиту? В моем разуме кипели вопросы, которых я не осмеливался задать, и чувства слишком сложные, чтобы их распутать.

– Но тогда кто-то другой наслаждался бы его страданиями, – ответил калларино. – Некоторые сокровища слишком ценны, чтобы их продавать.

Рука Фурии стиснула мою руку и подняла. Ее пальцы пробежались по обрубку мизинца.

– Однако не слишком ценны, чтобы сохранять их в целости.

– Он в лучшем состоянии, чем того заслуживает. У него осталось девять пальцев и жизнь. И даже член.

– Вам следует его убить.

– То вы жалуетесь, что я порчу свою игрушку, то говорите, что мне нужно от нее избавиться. Определитесь, сиана.

– Живой Регулаи всегда опасен. Вы не осознаете, с чем играете.

– Чи. Сегодня мой день рождения, а вы пророчите мне несчастья. Вы просто завидуете, потому что я отказываюсь продать его вам.

– Вовсе нет.

– Вы бы хотели заполучить его в постель? Очередную игрушку для удовольствия? Я слышал, вам нравятся крепкие парни.

– Сфайкуло. Он развалина, которая едва ли стоит одного нависоли. Если не хотите продать его мне, перережьте ему горло и положите конец его роду. Он опасен для Наволы.

Она встала и удалилась, шурша шелками, оставив облачко цитрусового аромата.

– Женщинам не нравится, когда им не даешь безделушки, – заметил калларино.

– Зачем я здесь? – спросил я. – Зачем вы подняли меня наверх?

– Чтобы вы могли насладиться моим днем рождения, Давико! – Он хлопнул меня по плечу. – Чтобы праздновать! В годовщину моего рождения я проявляю милосердие к врагам и дарю подарки друзьям. – Он властно стиснул мое плечо. – Наслаждайся вином, раб. Наслаждайся вечером. Наслаждайся тем, что дышишь теплым воздухом.

Он ушел. Я глотнул вина и понял, что у меня кружится голова; было удивительно и приятно, что половина стакана вызывала такие ощущения. Я слышал треск факелов и чувствовал запах их дыма. Наверное, все куадра были торжественно освещены. Мое лицо согрелось, кожу покалывало от вина.

Вскоре прозвонил колокол, и меня увлекли туда, где звучали шум голосов и звон посуды, – очевидно, к длинному столу, поставленному в центре двора. Слуга провел меня вдоль всего стола, мимо болтающих гостей, которые скрипели стульями и занимали свои места, пока я не оказался у другого конца.