По-настоящему хитоденаши нужно было только одно: человеческое тело в качестве субстрата. Как тот, на чьих коленях Хайо сиживала, чьи ноги потом согнулись и растрескались, а трикотаж так и остался висеть на них темными лохмотьями. Его кожа превратилась в кору. Его голова исчезла, может быть, ее снесло, когда побеги рванули прямо из его позвоночника. Эта кора выглядела так, словно повторяла угловатый рисунок серебристых человеческих позвонков. На ней виднелись татуировки, которые когда-то украшали человеческую кожу, – чешуя карпа, похожая на монетки. Не зря беспокоились молодые гангстеры Охне: людей, которые могли исчезнуть без шумихи, отправляли сюда на переработку.

Все вокруг цвело. Бело-зеленые лепестки, вздыхая, трепетали в воздухе под ветерком, влетавшим через дыру в стене, сквозь которую их сюда забросил Волноходец.

– Это же сад хитоденаши, – сказал Нацуами.

– Именно, – ответила Хайо, борясь с желанием расхохотаться.

– Я не помню, чтобы ел эти плоды. Но я также не помню и как стал богом разрушения, убившим три тысячи троих человек. – Он помолчал. – И ты права в том, что я знаю о содеянном. Да, я знаю, что в ответе за все. Самое страшное, что я ничего… не чувствую. Ни вины, ни раскаяния, ни навязчивой памяти, что я натворил. Как будто читаю чужую историю о злодействе.

– Давай. – Хайо подавила внезапно нахлынувшее чувство. – Надо скорей отсюда убираться, ради нашего же блага. Если лента сползает, скажи.

Хайо аккуратно помогла Нацуами выбраться из поддона, где на скованном цепями человеческом теле росло дерево, и спуститься на островок между ярусами.

– Целый сад для одной Авано, – с удивлением проговорил Нацуами.

– Нет, – отозвалась Хайо. – Он послал ей грушу, чтобы спасти ее. Значит, к тому времени этот сад уже был.

Ветви качнулись, рассыпая лепестки, которые укрывали воду бледным призрачным полотном. Такие же лепестки опустились на скорчившиеся тела в поддонах. Не все они были мертвы. Хайо видела, как пламя жизни некоторых еще горит.

– Я все думаю, – сказал вдруг Нацуами, – что тебе ни разу не приснился хороший сон.

– Тебе больше не о чем сейчас думать?

– Каждый должен хотя бы раз в жизни увидеть хороший сон, – назидательно произнес Нацуами. – Мне так жаль, что ты явилась на Оногоро, чтобы сбежать от хитоденаши, а теперь нашла вот это. Так тебе никогда ничего приятного и не приснится.

Между ними летали бледные лепестки с сине-зелеными прожилками.

– Я сказала тебе не всю правду, – призналась Хайо.

– О, отлично! Значит, тебе все же снились хорошие сны?

– Нет, это как раз правда. – Мимо пронеслось что-то круглое, шурша хрупкими уголками пленки, в которую было обернуто. Хайо вдруг отчаянно, словно поддавшись громкому и настырному зову, пожелала, чтобы кто-то еще все узнал. Она хотела, чтобы остров слышал ее, чтобы боги сотрясались от страха, чтобы эти производители синшу вынырнули из своей выстроенной на проклятии зоны комфорта, из своего равнодушия ко всему, что происходит за пределами Оногоро. Почему они с Мансаку должны в одиночку тащить все на своих плечах? Почему бы не рассказать всю правду хоть кому-то? – Мы с Мансаку приехали сюда, чтобы найти хитоденаши, а не избежать.