– Умаялись? – спросила Хайо.

– Мы несколько раз отрывали друг другу конечности. Я ей наподдал ее же ногой. Она в долгу не осталась. Потом она проголодалась, мы пришли сюда, поговорили. Я ведь выступал на новогодней вечеринке Укибаси, когда ее похитили. Все смотрели только на меня и вообще не обращали внимания – кто она, где она. – Он хмурился, изучая свои пальцы с окровавленными когтями. – Что с ней будет теперь?

– Я пока не знаю.

Коусиро прищурился, кивнул:

– Не подведи, адотворец.

И исчез. Хайо разжала ладонь – в ней лежала бумажная фигурка Коусиро, как будто и не девалась никуда. Она спрятала ее в складках одежды и поймала взгляд Авано.

– Авано Укибаси. – Самые спелые плоды следили глазами за ее движениями. Да, у них были глаза-бусинки – чтобы выслеживать людей и кусать их, оставляя семена-зубы в их плоти. – У меня к тебе есть предложение.

– Не хочу тебя слушать, – подняла подбородок Авано. – Коусиро объяснил, как устроено адотворение. Радуйся, что Футиха сейчас не со мной, к большому для него несчастью. И о чем бы ты меня ни попросила, это в любом случае навредит ему. – Она схватила еще одну грушу, которая свирепо заскрежетала зубами, и вгрызлась в ее лоб. – Мне бы убить тебя и сожрать. Я могу. И убью, если только мне хватит воли, – ее язык разорвал лицо плода, – перестать… лопать… эти… сраные фрукты!

Футиха. Волноходец.

– Он посадил этот сад для тебя?

– Нет. Для меня он собирал плоды, но сад уже был. Я не знаю, как давно он существует. – Изо рта Авано вывалился кусочек мякоти. Она выглядела жалко. – Я ему надоела, да? А ведь я ему молилась. И он должен быть здесь, чтобы убить тебя – за то, что увидела этот сад. Увидела меня такой.

Хайо почувствовала резкий укол. На ее запястье сидел голубенький краб.

Иди к ней. Краб дергал ее за рукав, направляя к Авано. Боги не могут спасать людей. Спаси ее.

Он свалился в воду и исчез под лепестками.