— Ну как, отец? У вас все хорошо? — с придыханием спросила Йева, уже обнимая брата.

— Да, поселение Бруно пало, — отчеканил Филипп, впрочем, голос его был привычно спокоен и холоден.

— Всех перебили! Всех до единого! — жарко возвестил Леонард, целуя ее в щеки, лоб и нос. — Жаль, моему Рирсуинсорсиану не удалось напиться крови — но я переломил два копья!

— Они и правда были так страшны? — спросила Йева.

— Ростом по холку моему коню! Бедному Луниаласу подрали бока, но он жив.

Йева отошла от брата, улыбающаяся и счастливая, что все ее родные вернулись здоровыми. Невесть откуда появился слуга, принявший из рук графа его мокрый тяжелый плащ. Пока слуга кланялся, Уильям глядел на него голодным взглядом. Впрочем, свои позывы он сдержал, опустив взор в пол; после отъезда графа он так и не решился больше спуститься в тюрьмы. Чего уж там, ему было страшно даже вспоминать о той ночи. Все время он проводил либо в кабинете за работой, либо в гостевой комнате, стараясь не заходить на этажи, где жила обычная прислуга. По утрам Йева приносила ему кувшины из тюремных подвалов, и он пил едва теплую кровь, невольно сравнивая ее с той, живой, рубиновой, которую испробовал у смертников.

— Уильям, как твои дела? — обратился к нему Филипп. — Справляешься?

— Да, господин, — кивнул Уильям, стараясь не замечать присутствия слуги, который, к его счастью, откланявшись, сразу же пропал.

От Филиппа не укрылся этот страждущий взор.

— Йева, — строго заметил он, — почему ты не отвела его в тюрьмы?

— А он не просил, — похлопала она глазами.

— Ты должна понимать, что он и не попросит: наш гость скромен. Отведи его вниз. На наше счастье, королевский посол еще не прибыл. Вас одних и оставить нельзя, — с этими словами Филипп направился к лестнице, но обернулся, вспомнив о чем-то. — Дочь моя, после зайди ко мне в кабинет.

* * *

Взяв сменную одежду, Уилл вместе с Йевой отправились в темное узилище. Они спускались друг за другом, держась за укрытые мхами стены. Ничего не поменялось внизу, где время было будто невластно. Все так же в нос отдавало плесенью и сыростью, а из каменной кладки сочилась вода.

— Почему ты не сказал, что голоден? — тихо спросила Йева, аккуратно переставляя ножки по мокрым ступеням.

— Я и не чувствовал голода. Просто в горле сухо. Я стараюсь не обращать на это внимания.

— Сухо? Ох, Уилл… Если сухо в горле, а при человеке горло хватает еще сильнее и обостряется нюх, то это уже сильный голод. Дальше только безумие и озверение, — проворчала она. — Ты же не ходил голодным в своих Вардцах, когда был человеком?