Юлиан продолжал сидеть, обреченно обхватив голову руками. Самым верным для него выбором было свернуть шею Элгориану, чтобы демон не смог воспользоваться плодами столетних трудов. Но рука у него не поднималась.

– Чего молчишь? Какой будет твоя месть?! – насмехались над ним.

Так и сидел Юлиан над Элгорианом, одинокий, прикрыв глаза и свесив голову.

Вдруг из глубин чащи прорвался златоносный свет. Он разогнал мрак, просочился лучами сквозь ветви. Стало ярко, как днем. Пуща сделалась тихой-претихой, перестав шептать холодом и смертью. Все замерло…

Юлиан поднял голову, повернул ее туда, куда глядел демон, на лице которого застыло искреннее удивление. Между платанами будто двигалось солнце! А когда глаза всех привыкли к этому мягкому, лучезарному свету, то за солнцем увиделись и белые руки, которые держали его. Вериателюшка ступила вперед… За ней двигалась извивающаяся тень, которая то являлась глазу из ореола, то скрывалась на границе мрака. Это была Мафейка. Она цеплялась за плечи, юбку, руки матери, силясь утянуть ее обратно в ручей, который тек неподалеку, вливаясь в реку Химей. Глаза у Мафейки были испуганными, как у дикой кобылицы, да и сама она своими дергающимися движениями менее всего походила на человека. Увидев стоящего джинна, демоница и вовсе в ужасе взвыла и снова попыталась вернуть мать. Но Вериатель продолжала идти все дальше и дальше от воды. Она обратила лицо к присмиревшему демону-всаднику и только к нему, будто и не было рядом Юлиана. И пусть по щекам у нее текли слезы, но взгляд у нее был яростным, прямым, каким не был никогда. Она держала в своих руках то, что поначалу показалось солнцем, – пульсирующее сердце-конструкт, содрогающееся и источающее животворный свет.

Первым нарушил молчание джинн:

– Вот так, значит, ты отвечаешь на благодать, снизошедшую на твое племя, которое встретило нас на пороге этого мира? И вот, значит, какова твоя признательность?

Вериатель продолжала глядеть на него исподлобья, сжав затвердевшие от злобы губы.

– Да что этот рыбак в твоей жизни? – напирал гневно демон. – Жалкая кобылица, тебе дали бессмертие, и из-за одного лишь мига, о котором ты забудешь спустя век, ты готова лишиться нашей любви и покровительства?! Тебе сказали, что ваши души будут рано или поздно разорваны. Тебя предупреждали, чтобы ты не являлась к нему, что за твои поступки заплатит все племя! Верни мое сердце обратно в затопленные храмы под дворцом… Верни, и тогда я закрою глаза… – Он не успел договорить.

Его сердце сжали. Не веря, демон издал вопль. Не веря, завопила и Мафейка от страха, на что покусилась ее мать. И вот сияющее и бьющееся сердце снова сдавили, по нему поползли многочисленные трещины. Хватаясь там, где у человека находится в груди настоящее сердце, демон выпал из седла, скорчился от боли и выбросил вперед руку, отчего лес в один момент сделался сухим. Все вокруг затрещало зноем, заскрипели ветви платанов, осыпалась кора – дышать стало невозможно.