– Ты хотел забвения, брат мой… Ты так отчаянно просил его… Так не исполнилось ли твое желание? – только и сказал он горестным голосом.

Затем он с интересом принялся наблюдать, как безучастного ко всему вампира, который будто тоже не понимал, где он, подняли и унесли через портал, откуда дыхнула тьма. Будь вампир в сознании, он бы признал в незнакомце того самого паломника из Нор’Мастри, который вел с ним беседу у ног статуи Фойреса… Но сейчас он не признавал никого…

Затем незнакомец подошел уже к юному Элгориану. Он склонился над ним и пригладил прядь каштановых волос, опускающуюся на обожженный лоб. Шепнув какие-то протяжные, но отдающие мягкостью слова, он исцелил тело от ран, а затем достал из сумы нож и вспорол себе горло. Из тела незнакомца поднялась тень, раскинула свои огненно-черные крылья и скользнула птицей в погибшего короля. Чуть позже король поднялся, отряхнулся… И, создав еще один портал, ведущий уже во дворец, Фойрес шагнул в него, чтобы сделать Юг великим!

Глава 18. Старые клятвы

Глава 18. Старые клятвы

Неизвестные годы

Неизвестные годы

Горы давили ей на грудь, сжимали со всех сторон, не позволяя сделать и вдоха. Она не чувствовала ни рук, ни ног, будучи четвертованной, лишенной даже малейшей подвижности. Ее бессмертие скользило кровавой змеей, обтекало обросшие снегом камни, силясь спасти и ее, и себя. Мариэльд ощущала это теплое движение, это касание реликта, что выбрал своим носителем, как некогда и они сами, человека. Но все сильнее дышала на нее мерзлота, а для восстановления не было никаких условий… Ее мучители позаботились о том, чтобы ее тюрьма стала вечной, чтобы льды служили тюрьме стенами, глыба – потолком, а дно расщелины, укрытое, как кинжалами, острыми обломками, – полом. Глазницы женщины набили мелкими камнями, рот – камнями побольше, после чего зашили. Ее тело угасало, поддаваясь тесноте, страданиям и боли, а кровавая змея ползла все медленнее и неспешнее. Теперь эта змея напоминала скорее закоченевшую ящерицу, которая свернулась головой к своему хвосту, чтобы издохнуть. Мариэльд понимала, что ее земной путь закончится именно здесь, в горах, как и было предсказано, поэтому она предавалась воспоминаниям, которые веками дают приют для столь же несчастных душ, как она.

А ведь некогда она не была одинока.

Даже с рождения она не была одинока, как все прочие. Ей довелось появиться от искры, из которой родилось еще одно похожее на нее существо. Схватившись друг за друга, они летели сквозь время, не понимая, что такое время. Их обиталище пребывало вне сущего, вне несущего, вне жизни и смерти. Они пребывали в вечных объятьях Матери, не зная об этом, не до конца осознавая даже самих себя. Будучи порождениями одной искры, они оба казались неполноценными – половинки одного целого. Нельзя сказать, что от этой неполноценности они стали менее прекрасными. Нет, в их мире напрочь отсутствовали зависть или злоба, поэтому и этих двоих приняли и полюбили другие детища, появившиеся таким же образом – по воле и желанию Матери. Что же произошло, отчего эта умиротворенная безмятежность вдруг закончилась? Чрево Матери тогда сгустилось, всколыхнулось, а ее дети заволновались. Они сами не понимали, что волновались, просто необычными были их ощущения, будто их куда-то тянет, а они хотят остаться там, где были ранее. Но все они беспрекословно последовали прародительской воле, которая вела их все дальше.