— Я прошу обряда с Гейонешем, сир’ес! — взывал он решительно. — Как бы ни пытались выставить меня безумцем, всякую правду считают безумной, пока она не обратится трагедией. И пусть то, что я говорю, кажется невозможным, вы все увидите сами. Мы жили тысячелетия в условном мире, но если мы сейчас не отреагируем, то мир рухнет. Подкупы, убийства, измена — вы окружены этим.

Старейшины стояли и переглядывались. Никто не сдерживал насмешку: у кого-то она была язвительнее, как у герцогини Моренн, у кого-то сдержаннее. Один только Летэ фон де Форанцисс был крайне серьезен. Граф Тастемара ждал ответа прежде всего от главы совета, однако тишину снова нарушила Амелотта.

И снова это сиплое, ехидное карканье:

— Ты помешался, Филипп! То, что ты называешь подкупом, было на деле всего лишь займом. Еще при мне пятнадцать лет назад Мариэльд читала письмо Ярвена. Письмо с просьбой о крупном займе. Он собирался открыть подразделение в Глеофии. Его банкирский дом подвергся погромам… В каком же году это было? Кажется, в 2137-м, после того как старый король слег, а к власти пришел совет империи. Мари, дорогая, я плохо помню год, но тот день для меня ясен, как нынешний…

— Ох нет, конечно же, какие еще расчеты могут быть между банками, кроме как не подкуп? — улыбнулась Мариэльд.

— Не пытайтесь меня запутать. У вас лишь лживые слова, в то время как в моей памяти — неопровержимые доказательства. Не взывайте к моему помешательству. Пусть вашими же трудами я и прослыл безумцем, но я в здравом уме.

— Я вижу… — ухмыльнулась Амелотта.

— Помолчите, сир’ес, — обратился к ней Филипп. — При всем моем уважении к вам, вы здесь лишь наблюдатель. Так будьте им!

— Не тебе меня учить! — зашипела Амелотта. — Ты безумец, Филипп! Безумные никогда не признаются в своем безумии, потому что все вокруг них дураки. Ты говорил про Горрона? Так знай, он поехал на Юг из-за клана Теух по просьбе Летэ и с ним все хорошо. Месяц назад мы с ним беседовали и он говорил, что его задержали по ошибке, — ответила Амелотта, а затем добавила: — Когда-то ты уже попрал наши законы, когда должен был явиться на суд графа Мелинайя в качестве свидетеля. Но что ты сделал? После того как твой отряд смыло селем, вернулся в свой замок, отказавшись свидетельствовать. Кто же виноват, что твоего умишка хватило, чтобы спасти из селевого потока не сына или внуков, а жену?! Ты уже тогда показал, что тебе дороже смертная грязь, чем мы. А теперь ты смеешь обвинять сир’ес Мариэльд, ту, кто положил жизни своей семьи на алтарь нашего клана для его же блага! А ведь мы понимаем, зачем ты это делаешь. Тебя лишили «сына», что уязвило твое самолюбие? Так Юлиан никогда не был твоим сыном! И поверь, твое безумие оскорбляет его, ведь он куда разумнее тебя. Ты думаешь, его уволокли на Юг? Он сам желал туда, и моя дорогая Мари, я уверена, отпустила его. С ним все хорошо.