Светлый фон

— Гресадон Жедрусзек, новый управитель, к вашим услугам. Мой господин рад видеть вас в Молчаливом замке!

Филипп прошел мимо, ведя лошадь под уздцы. У входа в главный донжон он оставил лошадь конюхам и пропал в черноте проема. Вместе с двумя слугами он зашагал по коврам длинных темных коридоров, следуя за немногословным Гресадоном, потомком рода Жедрусзеков, которые никогда не покидали территории замка и росли в нем, взрослели и умирали, кладя свою жизнь на алтарь служения старейшинам.

Управитель вел их в отдельное крыло, ныне совершенно пустое.

— Я желаю поговорить с господином Форанциссом, — сообщил Филипп.

— К сожалению, господин Форанцисс сейчас очень занят и никого не принимает. Отдохните после долгой дороги, господин Тастемара. Тюрьма и баня в вашем распоряжении.

— А госпожи Форанцисс?

— Хозяйка Пайтрис спит, хозяйка Асска дремлет, — ответил Гресадон.

— Кто-нибудь навещал замок в сезон Лионоры?

— Не в такое время, господин.

Они еще некоторое время шли по коридорам, пока управитель не распахнул дверь. Гостей ввели в холодную как лед спальню. Буквально за неделю до этого дня ударили неожиданно сильные морозы, и замок походил на склеп для мертвецов. Филипп пропустил вперед себя слуг, затем спросил:

— Когда господин Форанцисс освободится?

— Он занят, и, боюсь, я не посмею беспокоить его вопросами. Однако он знает про ваше желание поговорить с ним и удостоит вас вниманием чуть позже. Располагайтесь. Я пришлю за вами.

Филипп вслушался в удаляющиеся шаги совсем молодого управителя, пока в коридорах снова не возобладала тишина. Молчаливый замок был тих и спокоен — жизнь в нем начиналась обычно к ночи. Таков был устоявшийся за тысячелетия порядок. Старейшины, на глазах которых сменяли друг друга боги, не верили ни в Ямеса, ни в его порождения, но все-таки тьма, которая приписывалась всем созданиям Граго, была им по нраву. Большая часть обитателей замка тоже попряталась по углам и забылась сном, пока их господа дремали в комнатах.

Тем временем прислуга графа занялась приведением в порядок костюма господина: зеленого котарди и подбитого мехом плаща. Сам же Филипп застыл у окна. Перед его взором лежали укрытые снегами кусты, дорожки, окаймленные шпалерниками с липами. Но он так и не прилег и, даже когда слуги, Дориар и Бефегор, сами заснули после долгой дороги, остался стоять у окна и смотрел куда-то вдаль, недвижимый. Нельзя было сказать, что его одолел страх, но в душе росло беспокойство и он чувствовал угрозу даже в этой тишине, привычной для здешних мест. Ему предстояло сделать то, что не делал никто до него: попытаться убедить главу совета в заговоре со стороны его самых преданных друзей. Сторонников, которые с годами стали его семьей.