Габелию принесли парадный костюм, состоящий из пышных шаровар, длинной пелерины с прорезями для рук и любимого шаперона с пером. Толстый маг влез во все это и принялся начесывать свою пышную бороду гребнем, укладывая завитушки колечками.

— Но сначала консилиум, — продолжил он, приводя в порядок волосы, которые были у него только в бороде, а голова блестела лысиной. — Кхм… Это наша первостепенная обязанность — консилиум.

— В такой-то день, когда закатят пир в честь свадьбы?

— Всегда, Юлиан, всегда… Наш архимаг — деловой человек, и, помнится, три года назад я тоже вместо молитвы в храме на день Прафиала выступал в качестве знатока по исцелению печени перед двумястами мужами. Все с подачи нашего достопочтеннейшего Наура. Однако сегодня будет затронута чрезвычайно сложная тема.

— И какая же сегодня у вас тема?

— Исцеление слепоты Его Величества, — вздохнул Габелий. — Но замечу, это не то чтобы сложное, а бесполезное занятие. Не хватает нам пока ни мастерства, ни опыта, чтобы восстановить мертвые глаза. Сложный это орган. И сколько бы мы ни разделывали мертвецов, все не можем понять механизм излечения. Но наш достопочтенный архимаг проявляет завидную целеустремленность… И ну… Как обычно, потягаем друг друга за бороды и разойдемся на пир.

— Понятно. Что ж, тогда желаю вам удачи в ваших целительских прениях, — улыбнулся Юлиан.

И с дружеской улыбкой на лице тотчас похлопал по плечу толстяка, к которому привязался. Похлопал на прощание, так как понимал, что больше его не увидит. Габелий, оценив проявленную к нему теплоту, тоже ответно потянул руку к собеседнику. Пока Дигоро ехидно щурил крысиные глазки на это зрелище, Юлиан еще раз осмотрел комнатушку, ставшую ему приютом на долгие три года, и двух своих товарищей.

А за окном уже собирался отряд сопровождения.

Чуть погодя, с трудом ступая по ступеням, по лестнице спустился разодетый в праздничную парчу советник. Его тяжелая мантия, отороченная мехом северного горностая, шуршала по мраморному полу и сплеталась со стуком трости. Илла был худ, Илла был страшен. Но глаза его, живые и ясные, внимательно посмотрели на Юлиана. Оба они, одинаково высокие, но худые, шествовали к крытым носилкам. Отодвинув тяжелый полог перед господином, раб впустил хозяев внутрь, и те уселись в полумраке. Носилки подняли, и двенадцать носильщиков величественно понесли их в сторону дворца. Дворец сиял фонарями, светился и был прекрасен, как дорогая любовница. Рядом с носилками верхом следовали Габелий, Дигоро, лекарь Викрий и охрана.

Юлиан полулежал на подушках и разглядывал Иллу. Тот отвечал обычным властным взглядом. Впрочем, у старика было на удивление хорошее настроение, и лицо его все-таки светилось едва заметной улыбкой.