— Латхус! — испуганно прохрипел Илла, однако его наемник уже беззвучно дергался в агонии.

Илла вздрогнул. Юлиан посмотрел на него, а старик попытался забиться дальше в тюки, будто это спасло бы его. Он полз, полз назад, пока не уткнулся мокрой от пота спиной в мешки с мантиями. Там он сжался в ком. Платье его задралось, обнажив худые, как у скелета, ноги.

Юлиан усмехнулся.

— Так вот она — ваша плата за спасение, советник?

— Это ошибка, Юлиан.

— Ошибка? Верно, ошибкой было и то, что вы меня якобы случайно заставили зайти в этот тупик? В тупик, где никто не узнал бы о моей смерти. Да и Латхус намеренно прятался в бою за моей спиной, чтобы меня ранили сильнее, чем его. Ведь смертельный удар удобнее нанести раненому зверю, нежели здоровому.

Илла ничего не ответил.

Юлиан прервал разглядывание изможденного, покрытого копотью советника, ради которого так рисковал жизнью — как выяснилось зря, — и обратил свой взор уже на мертвого Латхуса. Он отвернул ворот у его шеи, подтянул к себе и вцепился зубами чуть ниже подбородка. Пока его ярко-синие глаза застилала чернота, мыслями он бродил по воспоминаниям Латхуса. Он видел, как тот ребенком тренировался в отдаленных пещерах, видел все его взросление, видел служение могущественному существу, что звалось испокон веков Раумом.

У Латхуса не было ни мыслей, ни чувств — только механическое запоминание движений и те новости, которые он рассказывал советнику. А рассказывал он советнику все, что касалось даже самых дальних уголков мира. Он рассказывал ему о слухах, о событиях, которые только-только произошли. Но мыслей… Мыслей в его голове не водилось, потому что был Латхус не живым человеком, а тряпичной куклой.

— Конечно, конечно же… — шептал Юлиан в удивлении. — Как я сразу не догадался, зачем наемники Раум носят сжигающие артефакты. Чтобы скрыть настоящего хозяина тела…

Юлиан опустил мертвеца на гранитный пол, залитый кровью, и еще раз рассмотрел его рыбий взор, бледную кожу и полуоткрытый рот. Не обращая внимания на советника, он торопливо раздел наемника. Там он увидел вспученный буграми живот, туго перетянутый бинтами. Затем схватился за кинжал, памятуя, что в любой момент может нагрянуть идущая на выручку гвардия, и вспорол Латхусу живот. Вспорол снизу вверх, от пупа до грудины. Кишки наемника тут же вывернуло наружу, будто им и так было тесно в брюшине. Раздвинув их, Юлиан нырнул рукой внутрь разрезанного брюха и стал щупать. Пока не почувствовал, как под его пальцами вдруг что-то зашевелилось. Он схватил это, потянул на себя, однако это нечто ворочалось, выскальзывало и всячески противилось, походя на рыбу, которую пытаются достать голыми руками из горной реки.