Джолин стояла у печи, опустив голову и сцепив руки на подоле серого платья. Отблески пламени из-за печной заслонки делали ее светлые волосы рыжими, создавая иллюзию, будто вся она состоит из огня. Внутренне она и правда полыхала гневом. Джоэл прекрасно знал эту прямую спокойную позу, жестко сцепленные пальцы рук, неподвижные черты лица. Не смирение побежденного – именно гнев. Так он сам порой представал перед Уманом, невозмутимый внешне, но напитанный яростью изнутри.

– Уймись. Ее нельзя бить, иначе этот хрен с мечом нас всех накроет, – обратился к жене Зереф, когда та замахнулась сморщенной рукой, а потом напустился на Джолин: – Что ты ему говорила? А? Отвечай!

– Ничего.

Зереф Мар замахнулся, но рука остановилась, как и у его жены. Джолин стояла непоколебимо спокойно, только пустой застывший взгляд синих глаз, превратившихся в две льдинки, выдавал предельное напряжение. Она ждала удара, но без содрогания – скорее как привычную злую неизбежность.

«Твари! Как я и предполагал. Ничего, Джолин, я найду доказательства. Мы с Ли найдем!» – заклинал Джоэл, так сжимая ступень лестницы, что деревяшка едва не сломалась. Пришлось вовремя себя останавливать: случайный скрип со стороны окна спугнул бы обитателей пекарни.

– Ты помнишь, что ты пообещала мне после пожара? – немного остыв, продолжил Зереф, делая вид, будто кулак сжимал вовсе не для крепкого тумака, а чтобы поправить сбитый набок фартук.

– Помню.

Слова Джолин срывались с ее бледных губ, как мелкие камушки, которые гулко стучат, рассыпаясь по мостовой.

– Вот и хорошо. А теперь бери корзину и отправляйся разносить товар, – хрипло приказал Зереф, с силой толкая в заранее выставленные вперед руки Джолин ее обычную крупную корзину.

– Моя бы воля, ты бы вся разукрашенная ходила, шлюха! – прошипела ей вслед жена пекаря. – То-то засматривался бы на тебя этот охотник! С синяками и рассеченными губами. Вот бы красавица-то была! Как в день, когда мы тебя подобрали…

– Уймись! – раздраженно гаркнул уже на нее Зереф, доставая из печи противень. – Не мешай мне работать. Твоя-то работа начинается ближе к вечеру.

– Начиналась! Сейчас эти патрули всех распугали, – обиженно прогнусавила старуха. – Клиентки мои, знаешь ли, не любят повышенного внимания.

– Иди займись внуком, – осадил ее ехидство Зереф, вытирая руки о засаленный белый фартук явно для того, чтобы не ударить уже жену.

«Какая работа может начинаться ближе к вечеру?» – задумался Джоэл и вспомнил разрубленного кошмарного ребенка в сетях. Он утвердился в своей версии, что сон принадлежал жене пекаря. Все в этой пекарне видели кошмары, разные, омерзительные. Джолин являлось нечто неразборчивое, неуловимое. Жене пекаря – более конкретные образы ее ремесла. Сам же Зереф еще ничем не выдал себя. Так или иначе, для детального обыска снова не хватало фактов. За подглядывание в дневное время Уман бы не похвалил.