«Пожара… Пожара… И какого все-таки пожара? – продолжал размышлять Джоэл, уходя с Королевской улицы. – Того, который устроил сам Зереф во время бунта? Или еще какого-то? Подобрали во время пожара… Нет, не этого пожара, точно иного».

Слова пекаря не давали никаких зацепок. По-прежнему ничего не помогало. Только теперь Джоэл окончательно убедился: Джолин не лжет, не пытается донести на хозяина, да и владение пекарней ее не интересует. На ее застывшем лице разбитой статуэтки читалось только мучение, а еще обезоруживающий фатализм, смирение со своей участью, будто она принимала издевательства Зерефа как наказание или плату за что-то. Что же она совершила в прошлом? Убила кого-то? Но Джоэл знал, что взгляд убийцы невозможно скрыть. И все же… Все же что-то их всех связывало, всех обитателей злосчастного дома с подожженным чердаком.

«Я должен выдать Джолин, но для нее это верная смерть. В правление Умана допросы стали хуже казней», – подумал Джоэл и направился обратно в Цитадель, на карантин, в камеру с кожаными ремнями.

Возле массивных ворот, усыпанных шипами, он помедлил, рассматривая серый куб старинной лечебницы. Темные стены плыли на фоне низких облаков, скаты огромной крыши точно подпирали падающие небеса. Внутри же ячейками безумных пчел располагались камеры: для преступников, для обратившихся и для тех, кто боролся с преступниками и обратившимися.

Камеры почти одинаковые: что для провозглашенного зла, что для условного добра. Одинаковые лысые стены в потеках и трещинах, одинаковые железные стулья или кровати. В камерах охотников только топили чуть получше. Заключенных же изводили холодом: так они быстрее давали показания по делам сомнов. И в одну из этих камер Уман Тенеб мог заключить Джолин.

Джоэл содрогнулся, ему совершенно опротивели эти толстые стены психушки, ее клепаные колонны в вестибюле, кабинет верховного охотника и морг с неработающими морозильными камерами. Все опротивело, в целом, уже давно, но теперь он особенно остро ощутил пронзившее чувство опустошенного исступления. Психушка представилась темным двойником Айгрежи. И не столь важно, что внутри храма тускло мерцали свечи, а в кафельных коридорах ярко светили лампочки. Опротивели сами стены, которые еще помнили клятвы врачей об исцелении больных, только не несли ничего, кроме страданий, подлости и боли. Как и мирная с виду пекарня… Джоэл криво ухмыльнулся: кое-что неуловимо роднило их с Джолин. Они оба безропотно и беспрекословно возвращались в свою тюрьму.

Глава 18 Малая часть правды

Глава 18

Малая часть правды