– Учитель! Мы здесь! Здесь!

Жунси двинулся на голос, однако быстрее самого мужчины до них добрался его смех:

– Увидел грозу и решил, что ты наверняка испугалась, поэтому отправился искать. Учитель подоспел вовремя?

Едва показалась его фигура, как Цин Чжуй тут же кинулась к нему с объятьями:

– Учитель! Тут раненый волчонок, мне нужно отнести его в дом и нанести лекарство, но там гроза. Я боюсь.

Мужчина с улыбкой потрепал ее по волосам:

– Раз так, то пусть гроза прекратится.

С его словами внезапно поднялся ветер и устремился к небесам – в мгновение ока атмосфера вокруг переменилась. Пусть пасмурные тучи никуда не делись, однако тяжелое ощущение влаги полностью исчезло. Бай Гуй удивилась: хоть она не особо много знала о небожителях, однако понимала, что горному божеству не полагалось распоряжаться ветром и дождем.

– Учитель…

Жунси отмахнулся:

– Я знаю, о чем ты беспокоишься, но на горе Лофушань у меня собственные порядки. – А затем он улыбнулся Цин Чжуй: – Вот и нет грозы, можем возвращаться?

– Учитель так силен! – с сияющим взглядом ответила та.

Однако Бай Гуй лишь нахмурилась:

– Нельзя ее так баловать!

Мужчина улыбнулся:

– У меня всего лишь две ученицы. Само собой, я должен хорошенько вас баловать. Разве не так? – спросил он младшую и, естественно, получил в ответ решительное согласие.

Наблюдая за учителем впереди, ведущим за собой держащую в руках волчонка Цин Чжуй, Бай Гуй сжала кулаки, а потом бессильно разжала.

Жунси защищал ее, когда она совершала ошибки, не потому что это была она, а потому что она являлась его последовательницей, ученицей, которую он принял из жалости. Мужчина оберегал ее лишь потому, что любил защищать своих учеников – то, что принадлежало ему…

Горный бог все отчетливее давал ей это понять с тех пор, как привел Цин Чжуй. Для него она была особенной лишь потому, что когда-то он принял ее в ученики. И не было иных чувств.

Но разве она могла требовать иного? Это уже было величайшей милостью, данной небесами.