Время в подземелье вело себя очень странно. Путешествие под городом наверняка заняло не один час, но сколько, Гаррет понять не мог. Два часа казались равно вероятны четырем или восьми, а может, часы эти отлетели сюда во тьму из чьей-то другой жизни и присно брели в вечном мраке, сопровождаясь обрывками памяти, призрачными, словно мираж.

В темноте вырастали ступени, порой вырубленные в природном граните, порой сооруженные из досок и бревен. Путь наверх не складывался из понятных стежков, но ткался сперва в одном направлении, потом в другом, то завязываясь узлом восходящей спирали, то слегка выпрямляясь пролетом на пять-шесть ступеней. Это напоминало ходы, что протачивали в трухлявой древесине термиты и черви. Воздух был неподвижен, пах плесенью и столетиями застоя. Примерно каждую сотню ярдов в стенах открывались ниши, где источали ржавчину древние железные механизмы. Гаррет не мог представить их назначение, как не мог и вообразить события, при которых их устанавливали. Фонарь в руке Элейны выдувал скромный пузырек света в необъятной, кромешно-извилистой тьме. И думать не хотелось, что будет, если погаснет это яркое пятнышко.

Следом маршировали стражники, печатая шаг в твердом, покатистом ритме. Маур, Канниш и его дядя Марсен. Старый Кабан и Фриджан Рид. Берен и Наттан Торр и другие, ожидавшие на сегодня обычных упражнений с мечом вместо такого похода. Никто не разговаривал, и окружавшая тяжесть почвы и камня съедала эхо их поступи. С ними Гаррету было уверенней на душе. Как будто затея становилась не слишком уж и безумной, раз никто не пошел в отказ.

Переход напоминал усиленный бросок на склон Старых Ворот, и это чувствовалось с каждым шагом. Трудно – да, болезненно – да, но не хуже дополнительной пробежки, которую Берен отмерял в наказание для медлительных. До вступления в стражу Гаррет не одолел бы этот подъем. Не смог бы и Маур. Возможно, получилось бы у Канниша – но выжало бы его досуха. А теперь, несмотря на тяжелый день с приближением самого худшего, такие препятствия не останавливали друзей. Элейна не тренировалась день-деньской на площадке для упражнений. Ей наверняка труднее было идти наверх, но и она не замедляла шагов, и Гаррет не думал дать ей подобного совета.

Лестница опять повернула, на этот раз изворачиваясь вправо широким отвесным витком, что далее выравнивался в коридор. Воздух здесь пах по-другому. Элейна тоже это почуяла, но замешкалась только на миг, а потом плавно двинулась дальше. Широкая дверь, сделанная из пропитанной маслом сосны, возвышаясь, выступила из стены. Когда княжна замерла перед ней, Гаррет приложил к полотну обе руки и толкнул. Дерево прогнулось, и на секунду Гаррет подумал, что дверь заперта или рассохлась за многие годы. А потом она слегка подалась.