Появление Дарта привлекло внимание бдительных жителей, и вскоре с ним заговорили сами, приняв за человека из городской управы. Они и рассказали то немногое, что знали о безлюде.

В прежние времена дом принадлежал склочному старику. Его побаивались и старались избегать, чтобы не нарваться на ругань и проклятия. Он жил и умер в одиночестве. Никто не знал об этом, пока разносчик газет не озаботился тем, что почтовый ящик переполнен. Когда следящие взломали дверь, перед ними открылась печальная картина человеческой трагедии. В полу зияла дыра, и там, среди обломков прогнивших досок, лежало тело, которое первыми нашли крысы.

Долгие годы дом пустовал, а потом из него вырос безлюдь – с характером таким же скверным, как у его бывшего хозяина. Соседи жаловались, что дом беспокоил их по ночам: стенал, как больной старик, и гремел ставнями. Сколько бы их ни заколачивали, наутро гвозди и доски оказывались под окнами. В зимние ночи, когда улицы по-особенному тихи, было отчетливо слышно, как в безлюде скрипят полы. Кто‑то даже видел, как на крыльце загорается фонарь, а особо впечатлительные клялись, что замечали в пятне света согбенную фигуру.

С появлением хранителя безлюдь прекратил донимать жителей, и между ними воцарилось доброе соседство. Многие приятельствовали с лютеном и от него же потом узнали прискорбное известие о разрушенном хартруме. Все случилось ночью, пока лютен пропадал в ближайшей забегаловке. Он вернулся к утру, еле держась на ногах, а когда проспался и отрезвел, с ужасом обнаружил раскуроченный пол, с которого сорвали доски. Сами по себе они не имели никакой ценности, но для хартрума столь грубое вмешательство оказалось роковым. В произошедшем лютен винил только себя: он оставил дом, засиделся в трактире и не смог остановиться, распаленный щедростью бражников, поделившихся с ним питием.

Несколько дней спустя у безлюдя появилась целая процессия во главе с домографом. О том, что случилось дальше, зеваки могли лишь догадываться. Они вспоминали, что после проверки домограф был рассерженным и хмурым, а лютен – пристыженным и растерянным. Таким его видели в последний раз, прежде чем он скрылся в фургоне следящих. Потом приехала целая бригада, чтобы снести дом и расчистить участок. О судьбе лютена местные рассуждать боялись, потому что понимали: помилованные лютены не исчезали бесследно, а те, кого забирал конвой, не возвращались.

Дарт спросил о женщине под черной вуалью, однако никто не видел ни ее, ни других подозрительных лиц, кто интересовался бы безлюдем незадолго до трагедии. На вопрос о том, что привело к его гибели, все выдали одну версию. Очевидно, они обсуждали это раньше и в ходе споров сошлись на том, что дом обветшал и стал рушиться. «В ту ночь был сильный ветер, – добавил кочегар в ватной куртке, покрытой толстым слоем сажи. – В такую непогоду и крепкий дом нет-нет да и пошатнется». Виновник был определен, а ветру нечего было сказать в свое оправдание, кроме протяжного «у-у-у».