Если бы начал оправдываться, почему явился не один, только укрепил бы сомнения дотошного лютена. А так все выглядело вполне обоснованно: Флори работала в домографной конторе и имела полное право пользоваться служебными ходами, не нуждаясь в разрешении.

Гонз и словом не обмолвился о ней, найдя в себе вежливость или, что вероятнее, осторожность, чтобы промолчать. Он повел их через десяток шатких лестниц, пронизывающих весь дом, и успел завязать разговор.

– Слыхал о Зуби? Наводнение снесло ее безлюдя. Камня на камне не осталось. И ее самой будто бы не бывало…

Гонз охал и причитал так, будто заранее оплакивал пропавшую лютину, и Дарт мысленно добавил в список утрат еще одну: шестой погибший за последнее время. Судьба и раньше не баловала лютенов, а сейчас будто и вовсе обозлилась на них. Мео, Паучиха, Сильван, Ви, Франко, теперь еще и Зуби. Склочная тетушка Зуби из Дома под мостом. Местная детвора обходила безлюдя стороной, а лютину считала водяным демоном, потому что обитель ее стояла у самой кромки берега, а сама она, бледная, изможденно-тощая, с покрасневшими глазами, и впрямь напоминала злобное мифическое создание. Поначалу, когда Дарт присоединился к лютенам, он тоже боялся Зуби и держался от нее подальше.

– Раз ты идешь к Эверрайну, замолви о нас словечко, – продолжал Гонз. – Надо бы собрать совет. Столько напастей на наши головы! Мы так скоро вымрем, а никто и не заметит…

Дарт обещал обсудить это с домографом, хотя вряд ли смог успокоить лютена. Годы многолетней скорби приучили Гонза думать о плохом и заблаговременно готовиться к трагедиям. Попрощавшись с ним, Дарт с облегчением выдохнул. Сегодня Дом лестниц оказался для него настоящей пыткой, и каждый шаг отзывался пульсирующей болью в бедре. Он старался не хромать, чтобы не выглядеть в глазах Флори слабым, хотя она даже не смотрела на него, молча ступая рядом.

Неприметная тропа, зажатая между зданиями, вывела их на широкую улицу, принадлежащую Озерным землям. По обе стороны, точно колонны, высились деревья с сочной зеленой листвой, ограждая богатые подворья от дороги. В глубине аллеи стоял дом Эверрайна – унылый белокаменный ящик с широко распахнутыми окнами. Сдержанность, простота и мудрое созерцание, вот что символизировало собою это сооружение, будучи архитектурным портретом самого Рина.

Небольшой, по меркам Озерных земель, особняк обходился без мажордома. Всем ведала экономка – добродушная пожилая женщина, открывшая им дверь. Оказавшись в холле, Дарт нервно сглотнул. Он предпочел бы забыть, что произошло между ним и Рэйлин, но мысли заворочались в голове змеиным клубком – холодным, шипящим, мерзким. В гостиной до сих пор витал удушливый запах лилий. Может, поэтому окна были открыты настежь?