Когда они прибыли на место, Дарт отправил Флинна обратно, дабы автомобиль Эверрайна не крутился вокруг безлюдя. Теперь все время приходилось держать в голове, что нужно соблюдать осторожность. Было заметно, что рыжий сомневался, оставлять ли Риза одного, но тот заверил, что все в порядке.
Дарт помог ему доковылять до двери и дважды постучал молоточком в виде цветочного венка. Он уже и позабыл, как выглядит парадный вход Дома с оранжереей. Обычно он наведывался сюда через тоннели, и дверь каморки, где хранились садовые инструменты, была ему привычнее дубовых створок, украшенных искусной резьбой. Когда они приоткрылись, на улицу выглянуло обеспокоенное лицо. Бильяна тут же смекнула, зачем Дарт пришел; очевидная причина стояла рядом с ним и слегка покачивалась на слабых ногах. Лютина впустила гостей, заперла замки и только тогда спросила, в чем дело.
– На что жалуешься, домограф? – подначил его Дарт.
– Легкое ножевое, – ответил Риз, и на мгновение на его лице отразилась гримаса боли, как будто он внезапно вспомнил, что ранен.
Кивнув, Бильяна повела его вглубь дома, в купальни.
– Как твоя нога? – спросила она у Дарта, плетущегося позади.
– В порядке, спасибо, – он ободряюще улыбнулся и добавил: – Присмотришь за нашим
– Я-то присмотрю, а ты куда? – Бильяна нахмурилась, поняв, что Дарт не собирается засиживаться тут.
– Важные дела.
– Ну конечно. Других у тебя не бывает.
Поняв, что не добьется правды, она оставила его и вернулась к раненому; тот как раз потерялся и, не зная, куда идти, застыл посреди коридора.
Дарт юркнул в дверь каморки, где прятался вход в тоннели. В темноте он неуклюже развернулся, оступился, завалил садовые инструменты и в завершение перевернул пустое ведро. Шум стоял такой, что сам Дарт чуть не оглох. С усмешкой он подумал, что шпион из него никудышный, потом покрутил в руках монетку, которую незаметно стащил из кармана Риза, и успокоил себя сомнительным талантом безделушника.
Тенью прошмыгнув в библиотеку, Дарт устало привалился к книжным стеллажам и перевел дух. Позади была еще одна бессонная ночь – такая длинная и муторная, что казалась прожитым столетием. Он уже начинал скучать по тем временам, когда дни протекали однообразно и размеренно, а не испытывали его на прочность. За прошедшие сутки его эмоции сделали невероятный кульбит: радость от встречи с Флори, разочарование и обида, смятение и тревога, а вслед за ними наступило тупое бессилие. После тоннелей оранжевый свет настенных ламп неприятно резал глаза. Дарт зажмурился, потер веки костяшками пальцев, но стало только хуже. В глаза словно песка насыпали. И в нос. И в горло. Перебирая в мыслях разные ругательства, способные описать его самочувствие, Дарт заковылял вниз, чтобы утолить жажду и умыться холодной водой.