Чтобы вернуться в Голодный дом, им бы пришлось пересечь половину города, поэтому Дарт предпочитал подземный маршрут. Они как раз проходили мимо дороги, ведущей к Дому лестниц, и ему пришлось догнать Флори, чтобы предложить более короткий и безопасный путь.

– Я же просила не идти за мной.

Несмотря на возражения, брошенные в сердцах, она последовала совету и повернула.

– Лучше не рисковать. Я только что вытащил тебя из лап Общины, – напомнил он как будто невзначай, слабо надеясь, что ему зачтется.

– Может, зря? – Она задумчиво пнула камешек. – Тогда бы не пришлось оправдываться передо мной, как сейчас.

– Не говори так.

– А что говорить? – едко спросила Флори. – Дарт, я рада, что ты здесь не скучал.

– У нас ничего не было.

– Не переживай, ты хотя бы попытался.

Ее сарказм заставил Дарта умолкнуть.

К Гонзу они пришли в предрассветный час, когда сон особенно крепок и сладок. Достучаться до него оказалось непросто. Ни о чем не спрашивая, он проводил их через дом к подземному ходу и закрыл дверь на засов. Скрежет гулким эхом разлился по тоннелю, который они миновали во тьме. Дарт ориентировался без света и нарочно не торопился, обдумывая, что скажет Флори, вернувшись в Голодный дом. В голове было пусто и гулко, как в барабане, и когда они оказались в библиотеке, он смог выдавить только пару банальных слов.

– Давай поговорим.

– Мне не о чем говорить с предателем.

– Предателем?! – Он едва не задохнулся от стыда и злости. – Ты сама дважды бросала меня. Сперва уехала в Лим, потом в Делмар. Что я должен был думать?

– Я уехала, чтобы найти способ освободить тебя!

– А перед этим ясно дала понять, что между нами ничего не может быть. Ты сбежала в Делмар и прислала оттуда то нелепое письмо.

– Ты вообще никакого не прислал! – огрызнулась она, и ее веснушки вспыхнули, точно искры.

Она метнулась прочь и хотела хлопнуть дверью, но Дарт, бросившись следом, успел схватиться за косяк, и деревянная пасть прищемила ему пальцы. Он взвыл от боли, что заставило Флори задержаться.

– Пальцы целы? – спросила она из вежливости, хотя ни в голосе, ни в выражении лица не было ни капли сострадания.

– Уж точно чувствуют себя лучше, чем я.