Несколько дней Заидэ читала книгу Айи, тщетно пытаясь найти еще подсказки, и почему-то это сильно раздосадовало ее. Чеде показалось, что четвертый стих имеет для Заидэ какое-то особое значение и находиться так близко, но ничего не узнать, было для нее мучительно.

– Мне кажется, он связан с ключом, – сказала Чеда и показала ей ключ, который когда-то передал ей Дардзада. Показала неохотно: казалось, что этот последний мамин дар только для нее и делиться им нельзя. Глупо, но она все равно чувствовала себя предательницей.

– И ты не знаешь, где может быть замок? Даже не догадываешься?

Чеда покачала головой, рассеянно погладив кошель на поясе, в котором обычно лежал ключ. Кошель этот она всегда носила с собой.

– А Дардзада?

Чеда презрительно усмехнулась.

– Сказал, что не знает.

– Он может быть милым, если его разговорить.

Чеда рассмеялась.

– Милым, конечно. Как голодная гиена. Но я думаю, он говорит правду. Может, мы никогда не узнаем, что это за ключ.

* * *

Она продолжала ходить и к Амалосу: не каждый день и даже не каждую неделю, но достаточно часто, чтобы от корки до корки прочитывать все тексты о Королях, которые тот для нее находил.

Однажды, оторвавшись от тонкого пергаментного свитка, Чеда заметила, что Амалос плачет.

– Что случилось? – спросила она.

Амалос сморгнул слезы.

– Просто… Дауд…

Он потерянно взмахнул рукой, в которой как раз держал большую кость – бедренную кость черной гиены, наверное. Она была испещрена словами по всей длине, и читать ее надо было вдоль, поворачивая, как на вертеле, пока история не вернется в начало.

– Он был прекрасным рассказчиком, – сказала Амалос. – Ты когда-нибудь слышала его выступления?

Чеда кивнула.

– Можно взглянуть?